Наш лифт замечателен тем, что он не сразу раскрывается, когда двери наталкиваются на препятствие, а некоторое время лифт как бы пытается то, что ему мешает закрыться, раздавить, и жмет на соседа, а тот стоит, деваться ему уже некуда, он ждет, когда лифту жать надоест, он смилостивится и даст войти, а голос диспетчера из микрофона, интересуется, что у нас случилось, почему мы вызов сделали.

А виновница всего этого стоит за соседом уже на площадке, сковородку к груди продолжает прижимать, и ждет, чем дело кончится, уедем ли мы, лифт ли сломается, или сосед погибнет, раздавленный?

Пришлось мне извиняться, объяснять диспетчеру, что ровным счетом ничего, просто у нас соседи с пятого на шестой этаж не пешком ходят, а на лифте ездят через первый этаж, и по этой причине мы диспетчера вызываем.

Наконец доехали мы до седьмого этажа, я вышла, а сосед поехал на девятый.

На другой день мы с мужем шли по делу к одной знакомой, и я рассказывала ему вчерашнюю историю в лифте, высмеивала Надежду.

Пройдя полпути, я вдруг остановилась, вспомнила, что не взяла записку с адресом женщины, к которой мы направлялись.

– Над соседкой смеешься?
– сказал муж, рассердившись из-за того, что приходится возвращаться.
– В зеркало почаще смотрись.

И думаю, что пора мне заканчивать свое повествование, и надеяться, что милые мои соседи, здесь описанные, никогда не прочтут этой книжки, так как я не помню случая, чтобы кому-то понравилось, как я его изобразила. Ни разу не было.