Я знаю, что дело здесь вовсе не в расстоянии нас разделяющем. Мне недавно пришлось прочитать переписку Бакунина с братьями и сестрами. [152] Бакунинская семья — одна из самых дружных русских семей (и одна из самых необыкновенных семей!). Михаил, несмотря на свое постоянное отсутствие (заграница — крепость — заграница) был, конечно, невидимой осью для своих братьев и сестер, но вместе с тем — переписка между ним и семьею, сначала очень горячая, постепенно почти прекращается. Причина — не цензура жандармов. Просто наступает минута в разлуке, когда необходимо услышать голос и когда слова без голоса становятся бестелесыми и бескровными. Нам бы с тобой провести день вместе. Что скажешь в письме, когда ты видишь меня двадцатилетним мальчиком, рвущимся к смерти, а я тебя — такой, какой ты была пятнадцать лет назад?

Я недавно был болен — болезнь оказалась пустяком (что-то вроде старческого прострела (помнишь Пра?), но была минута, когда я от боли почти не мог дышать и т. к. я не знал что со мной, то подумал о смерти. Вот чего я по правде сказать боюсь ужасно — это не дождаться возвращения. Время чем дальше, тем бежит быстрее и незаметнее. В детстве помню — год был какой-то громадной протяженностью, а сейчас — года, как недели. Есть чему испугаться.

Что же тебе написать о себе? Я работаю там же и столько же. [153] Часто ложусь в три часа ночи. Очень устал. На себя не остается ни одной минуты. М. б. это и хорошо, но временами бывает непереносимо.

Сын мой — замечательный (тебе должна была рассказать о нем В<ера> А<лександровна> [154] ), да и дочь оч<ень> хороша.

Прилагаю их карточки, снятые летом. М<арина> много пишет. Ее последнюю книгу [155] ты, верно, видела. Материально — трудно. Ведь нас четыре человека. Я зарабатываю 1.100 fr. в месяц + Маринин заработок. Но на прислугу не натягиваем, а при наличии Мура это большое бремя для М<арины> и Али.

Как В<ера> с сыном? Н<ютя> мне давно прислала грустное письмо о семейных неладах. Нужно же было полюбить эту скотину. Вот уж действительно: любовь зла — полюбишь и козла. А ведь любила же эту мелюзгу!

Что В<ера> А<лександровна>? Она должна была мне написать — и ничего. Передай ей пожалуйста, что легкомыслие в некоторых областях непростительно. Что когда дело касается моего театрального дела — я ничего не забываю и не прощаю.

Мне ее тетка передавала, что она вышла замуж. Быстро. Но я пожалуй рад за нее. Она оч<ень> добрый человек, но допотопно-декадентский. Думаю, как говорится, среда заела и эгоцентризм туберкулеза. Кланяйся ей.

Сейчас ночь. Мур и Аля спят давно. Пора и мне ложиться.

Лиленька — родная — напиши мне. Хочу верить, что ничего страшного с тобой не случилось. Знакома ли ты с Пастернаком?

Обнимаю тебя крепко

Твой С.

Привет В<ере> и племяннику. Всем друзьям поклон.

Недавно в театре встретил Габриель — подругу Аси Жуковской. Передай ей поклон от Габриель и меня.

В Париже все это время стояли русские холода. Парижане мерли на улицах десятками, как воробьи — на лету. Сегодня первый день потеплело. Господи, уже весна.

Это мы с тобою декламировали в Кисловодске.

Помнишь Степуна с палкой? Он в Германии. [157] К нему никакого вкуса не чувствую. «Взрыв всех смыслов» при чрезвычайном благоразумии и «осмыслении трагедии» при предельном благополучии. Талантливая пошлятина философствующего тенора. Он очень пришелся по вкусу немцам.

Спокойной ночи, милая.

По-прежнему ли боишься мышей? Я ведь их тоже боюсь. И сердце у меня стало таким же, как у тебя: какая-то мышца ослабла. И страх мышей верно отсюда же.

Слушал вчера Самойловича [158] и Чухновского. [159] Ну, довольно.

Мой адрес: 2 av. Jeanne d’Arc. Meudon (S. et O.)

Если бы ты мне присылала за неделю «Веч<ернюю> Москву» — был бы оч<ень> благодарен. Марки оплачу.

Родная Лиленька,

Спасибо родная за «Веч<ернюю> Москву». Получил, просмотрел. «В<ечерняя> М<осква>» больше чем какая-либо другая газета дает представление о быте Москвы.

Но писем от тебя все нет. Напиши милая. Без вестей тревожно, а я от тебя ничего не имею больше 6 мес<яцев>.

У нас весна — все в цвету, но очень холодно — ветер из России. На днях вышлю тебе мою статью во французском журнале о Маяковском, Пастернаке и Тихонове. Пошлю одновременно Пастерн<аку>. Для франц<узского> журнала (не комм<унистического>) это максимальная левизна.