– Алма! Ты спела шикарно, – Кайл, Эт и пианист ждали её у спуска со сцены.

– Согласен, хотя с тобой и не знаком, – третий, похоже, не отличался от коллег по группе.

– Ой, точно, – Кайл посмотрел на клавишника, – это Крайт, полностью Караит.

– Крайт? А почем именно так, это же…

– Да, я знаю, но не волнуйся, я не кусаюсь, просто отношусь к лозокомоторам.

– А, о боже, подстригать волосы каждый раз после дождя – ужасно! – сказала Алма, полностью понимая о чём речь.

– Знакомо?

– Я не отношусь к вам полностью, переняла только этот минус, шевелить волосами не могу, а от воды они растут. Твои волосы, – она посмотрела на каскад с прямым пробором, кончики едва ложились на плечи, – они могут шевелиться?

Каштановые пряди тут же поднялись, и начали извиваться на голове у парня. Он был похож на человека с головой многоногого осьминога, когда его волосы складывались в отдельные пряди. Но он их тут же опустил.

– Весело.

Группа предложила погулять по городу, от чего Алма была в восторге, ей понравилось общаться с Кайлом, Этом и Крайтом. Они много рассказали девочке о тех людях, среди которых жили. Их город был действительно далеко за горами, и Алма слушала слова, открывая для себя просто новый мир, где всё совершенно иначе. После заката, все пошли смотреть ветровое представление. Глафнег менял цвет воздуха, и он складывался в дым, образовывал гигантские фигуры, плывущий корабль рассекал воздушную воду, небесный водопад, рои больших, сверкающий бабочек. Всё представление было безумным и красивым. Они все как раз стояли рядом с магом.

– Глафнег, покажи ещё раз корабль.

– Зачем?

– Узнаешь, – таким скрытным тоном ответила Алма, что это не могло не заинтересовать мага.

Корабль вновь восстал из воздуха (всё происходило на сцене в лучах волшебных фонарей Глафнега), и когда он понёсся вперёд, он рассекал настоящую воду, бьющую из-под него мелкими каплями. Через секунду, они ещё не осели, а уже успели преломить свет и пустить радугу. Глафнег весело посмотрел на девочку, и продолжил ветровое представление.

– С радугой, это ты сделала? – услышала она сзади голос Крайта.

– Да.

– Ты тоже колдуешь? – Эотеля это явно поразило.

– Ну да, я, конечно, не пыталась усилить голос других людей, но думаю, что смогла бы.

– Я понял о чём ты.

– Всё равно, спасибо, что усилил.

– По Кайлу знаю, так легче.

– Кайл, ты тоже поёшь с усилением?

– Первые два раза, в четырнадцать лет, и с тех пор не пользуюсь этим.

– Я надеюсь, что тоже скоро смогу петь при всех без этой магии.

– Больше, чем уверен.

Они все прекрасно провели время, и Алма поняла, что такая свободная жизнь время от времени становится нужна. Вернувшись в комнату, так и не дождавшись окончания праздника, она упёрлась глазами в потолок. Спасть не хотелось, но сон, всё-таки пришёл. Когда он притронулся к ней, было пять утра. Алма так и лежала на не расправленной кровати в том же ярком платье с поясом, она не слышала как через час открылась дверь и к ней заглянули Титания и Глафнег, но, как только они собрались уходить, она резко села в кровати.

– Извини, что разбудили, – сказала женщина.

– Да нет, ничего. Праздник закончился?

– Официальная часть да. И ещё, ты великолепно пела.

– Останьтесь, я всё равно уже не смогу уснуть, просто будет скучно одной.

– Может ты во сне увидишь Бейру?

– Скорее всего, но в моих снах не бывает слов, так что я не узнаю ничего нового.

– Знаешь, – начал Глафнег с хитрым выражением лица, – попытаться стоит, надежда должна быть. Возможно, ты узнаешь, что твоя мать раньше тоже пела, и твой голос ужасно похож на её.

Алма широко раскрыла глаза. Глафнег конечно умел говорить не в упор, а косвенно в упор. Она была так обрадована этому, что сразу откинулась назад шепнув Титании и дедушке «я спать».

====== Адны, Линзы, набор Икилоймы и Evendence. ======

До самого своего конца ноябрь оставался тёплым, однако, в последний свой день вывалил на город эльфов снег. Небо часто было заслонено одной большой тушей без просветов, и эта серость была во многом. Только девятилетней девочки, племянницы Владыки Доэлнора, не коснулось обесцвечивание. Она была всё с такими же яркими глазами, которые старалась спрятать от горожан, такие же рыжие с медным отливом волосы. Голубеющая чешуя, которая ближе к зиме, начала шелушиться и спадать, но скоро на её месте образовалась новая, не бирюзового, а уже синего цвета, и пятна увеличились в размере. Был настоящий декабрь, Алма сидела на балконе, пряча голову в вязаной шапке цвета хаки, что бы волос ни коснулась даже замёрзшая вода, а босые ноги тем временем свободно покрывал снег. Она сидела в своём любимом платье, чёрное, по колено, с длинными рукавами и интересным вырезом, который был большим не в высоту, а в длину, и больше открывал плечи. Иногда она скучала по Лансу, по группе, которая уехала на следующий день утром. Глафнег отлучился на неделю, Титания «открыла» для Алмы библиотеку в своей комнате, указав ещё на множество книг в тумбочке, и тоже уехала. Доэлнор старался быть с племянницей, и это видно, но не всегда удавалось. Чаще, он приходил вечером, и девочка очень любила эти моменты, когда дядя читал ей вслух книги, или объяснял что-то из медицины, как оказалось, он тоже отлично знал зелья, травы, и девочке было по-настоящему интересно всё, что он рассказывал касательно этого. Не менее интересным занятием девочки стала игра на пианино, и пение. Она всё ещё не могла в открытую запеть, но Доэлнор любил слушать её, и девочка пела именно для него. Каждый день она ждала возвращения Глафнега. Полулежала на полу балкона, откинувшись на его частые прутья, полусогнутые ноги поддерживали коричневую книгу, которую старались удержать тонкие и длинные пальцы девочки, они уже замёрзли на столько, что не ощущали страниц, которые время от времени переворачивали. Она так же иногда посматривала в сторону города, где, за стеной, лежала дорога, ведущая на холм и дальше. Однообразные крыши домов спали под легким тюлем снега, из узких труб по диагонали поднимался дымок. Вдали голубел лес изумрудных елей, в небо парили орлы. Иногда Алме хотелось прыгнуть вверх и полететь к ним, но сейчас крылья ей служили одеялом. Сведя сзади лопатки, что бы не касаться прутьев спиной, она сомкнула и крылья, протянув их по обеим сторонам, как бы обнимая саму себя. Лёгкие перья тёмно-серого цвета всё так же отливали индиго. Сейчас она отвлеклась, разглядывая собственные перья, такие красивые, мягкие, и Алма, только позавчера, заметила одну их особенность, слева, через три и пять перьев после самого большого с разницей в одно, были не чёрные, а белоснежные, на этом фоне они выглядели так необычно, белыми просветами в ночь. Словно сквозь время и сон, Алма услышала ржание лошади. Голова девочки быстро повернулась к дороге, но её в очередной раз показалось. Ей было действительно скучно, а от того, что большинство книг уже прочитано становилось ещё хуже. Ежедневные тренировки шли и без Глафнега, но уже вечер и их время тоже прошло, делать больше было нечего. Она услышала тихий стук в дверь, которая открылась после слова «Войдите».

– Не замёрзла, – спросила Ирда, заходя в комнату с подносом. Алма стала очень редко есть в большом зале, и еду ей приносили сюда.

– Нет, всё отлично. Глафнег ещё не приехал?

– Пока нет.

– Сообщи, если приедет, – выдохнула Алма, снова уставившись в книгу, после короткого взгляда на поднос с едой.

– Конечно, – она выскользнула из комнаты.

А Алма снова осталась ждать чего-то, хотя понимала, что даже когда вернётся дедушка, он будет уезжать каждый день… Она вошла в комнату, снова посмотрела на поднос. Сладкое «сердечко», на блюдце лежали пять белых кубиков замороженных сливок для кофе, который стояло рядом. Ни обратив внимание ни на что, кроме кружки с напитком, девочка решила заняться тем, что делала в такие моменты неведенья, это – глоток горького эспрессо и уткнувшись в подушки слезами выпрашивать у своей же головы хоть какое-нибудь воспоминание. Глоток был сделан, хоть Алма и немного обожгла язык. Затем ровно упав на кровать, она схватила одну подушку из кучи, крепко сжала её… Теперь она вспоминала один конкретный день. Как всегда не было неба, всё происходило где-то подводой, она шла по песчаному дну. Вела себя в воде, словно на воздухе, движения не замедлялись массами воды. Белое платье на ней развивалось от потоков, она впервые ощутила счастье от того, что одна. И вот перед ней встал лес из водорослей, всех цветов и оттенков они возвышались над ней, среди нитеобразных растений плавали шары, образованные группами маленьких рыбок. Неоновые медузы прятались в зарослях, вместе с гиппокампами и осьминогами. Иногда на дно набегала тень отдаваемая акулами. Алма даже во сне умудрилась вспомнить, что это не её сегодняшняя жизнь, хоть она и наблюдала за всем со своего привычного ракурса, ей казалось, что она на самом деле гораздо выше, чем сейчас. Решив не думать об этом, а пока есть время исследовать этот мир, она оттолкнулась ногами и поплыла вверх. Проплывая мимо листов водорослей, она поднялась к акулам. Не было ни капли страха, спокойно протянув руку Алма погладила её скользкую от воды кожу, было не понятно куда смотрят её жёлтые глаза, но та явно была не против, что бы гладили, седлав пару оборотов вокруг Алмы, мягко ткнулась островатым носом в плечо, где начиналась ключица. Всё окружение было не просто голубым, пёстрый лес из кораллов – сухих стволов и многообразия водорослей – кустарники и распустившиеся деревья, яркие цветы – актинии, складывающие поля легендарной красоты. Потемнело, бросив на уплывающую акулу последний взгляд, Алма сама гребком поднялась выше. Обе ноги снова заработали как одна, и развив скорость, она вылетела из воды, как дельфин. Откинув назад длинные волосы, она ровно встала на водную гладь, словно та была землёй. Редкий момент абсолютной обездвиженности, от которого у Алмы сердце замерло и не шевелилось, что бы ни выделяться. Ночное небо зависло над океаном, но где оно кончалось? Настолько спокойная вода в точности отражала чёрное небо, носившее не более ста ярчайших звёзд, луны не видно. Потом всё словно загорелось и наполнилось неземным зелёным светом, который изумительно сочетался со своими фиолетовыми и голубыми отливами. Алма запрокинула голову назад, почувствовала, что проваливается под воду, и началась странная паника, но дёрнувшись, она открыла и радужные глаза… Она лежала поверх покрывала, в платье чёрном платье, в своей комнате, она не удивилась тому, что когда ложилась, ещё вечерело, а сейчас уже ночь. Возникло зачастившее желание беззвучно заплакать, и в горле встал кричащий ком несказанных мыслей, зажатых эмоций. Снова отмахнувшись от лишней нужды в слезах, она повернулась на другой бок и проспала до утра, хотя сны были пугающими. Пугали тем, что показывали не то, что было с ней, а то, что происходило в ней самой, а может происходит, но видеть себя саму, на сплошной бездонной чёрной массе, не имеющей низа и верха, когда её незримые стены сдавливают тебя, а вокруг много людей, они все в таким ужасных масках. Каждое новое белёсое лицо вызывало у неё отвращение, но убежать от этого было нельзя. Тут же сверху полил свет, а может и снизу, там было не разобрать, появился старый стул, который, как показалось, обхватил Алму деревянными, грубыми лозами. Поочерёдно подходили люди с этими улыбками, которые им не принадлежали, низко кланялись, и уходили в никуда. И вот, когда выплыла очередная маска, Алма не выдержала, и, не издав ни звука, ни единого предисловия в виде всхлипа, она позволила из глаз покатиться двум густым слезам. Человек, стоящий перед ней замер, как и все был в чёрном плаще, который скрывал всё, и волочился по пространству, та же маска – выражения безудержного веселья, но показалось, что именно этой «маске» стало не всё равно, что творится с тем, кому они должны кланяться. И слегка подавшись вперёд, фигура уронила маску, и там оказалась красивая женщина, Алма не могла её описать, но, было уже совершенно всё равно на то, какая она прекрасная, она тоже держала из последних сил, что бы ни заплакать. Выпрямившись, она откинула назад яркие, каштановые волосы, идущие мелкой волной.