А она готовилась теперь к телешоу «Правду говорю», которое шло с 18 до 19 часов по Одному Такому каналу страны и должно было окончательно переменить ее участь. Записывалось шоу за несколько дней до показа, но вдохновенно имитировало прямой эфир, которого в момент описываемых событий не было нигде, ни на одном канале или канальчике.

Это не исходило из каких-то злонамеренностей высшей власти. Так уж вышло, что год от года все прямое, непосредственное, простодушное, спонтанное стало вызывать отторжение, его чурались, где бы оно ни возникало. Люди так изолгались и скривились душой от вранья, что, можно сказать, страна бодро ехала на Кривой козе — а эта коза, как известно, по сущности своей ничего прямого не любит. Искреннее стало как бы искренним, его тщательно готовили.

Но еще до съемок «Правду говорю», ради которых был приобретен в Петровском пассаже красный костюмчик и к нему красное боа и бордовые сапоги, Карантина мелькнула в «Лично-секретно» на Другом Таком канале ТВ, который когда-то утверждал, что независимость тележурналиста – это зеленый прыгающий шарик, и шарик этот допрыгался до однородно желтого дерьма. Ведущие этого желтодерьмового ТВ теперь сами прыгали в кадре, махали руками, как трясунчики, и верещали тонкими агрессивными голосами.

ОНА ПРИЕХАЛА ИЗ ПАРИЖА! – кричал ведущий, а в это время Карантина в розовом парижском костюме выносила мусорное ведро во дворе дома на проспекте Мира. Иначе было никак нельзя – объяснял ей режиссер.

А ОН ПОЕТ ПО РОССИИ СВОЮ ПУШИНКУ! – и шла запись с Времиным, но крошечная, совсем клочок, потому что на жд-ТВ никакой кадр не длился больше пяти секунд.

ВОТ ИХ ДОЧЬ-ШКОЛЬНИЦА – и показали Веронику, такую грустную, что сердца зрителей жд-ТВ были обязаны облиться кровью.

Сюжет был маленький, на полторы минуты, но этого хватило – Карантину после него стали иногда узнавать.

Так что ей было не до Ники, и хорошо, что девочка от природы вышла не болтушка, а молчунья. Это кстати. Только один фактор трепал нервы Карантине – вежливый голос, время от времени возникавший в трубке: «Катерина Павловна, мы не могли бы встретиться?». Этот добрый дурачок, этот Андрей… Да, да, конечно. Завтра, послезавтра, когда-нибудь, обязательно.

Сидела на жесткой диете, но по ночам напивалась. Через три дня! «Правду говорю» присылало за героями казенную машину. Вот чего добилась Катя Грибова – самое главное ТВ за ней авто присылает!

Карантина вовсе не собиралась в будущем гордо отказываться от квартиры на Беговой. Квартиру она, конечно, заберет, но заберет у поверженного и раздавленного врага. А не как шубу с барского плеча.

Она побывала и в офисе у Жоржа Камского, где Жорж дал девочке почитать с листа роль Нины и был тронут ее чистотой и печалью. «Запуганный ребенок», – подумал Жорж и своим галантным обхождением невольно подал надежду Карантине. Теперь она имела право заявлять, что сам Жорж Камский пригласил Веронику в свой новый грандиозный проект! Она даже пробовала было прочесть «Маскарад», но никак не могла сосредоточиться, очень уж кипела в ней жизнь. Но информация о Жорже отлично годилась в мясорубку, которая всегда требовала новой пищи, – это Карантина поняла давно. Чтобы перебраться из мира СМОТРЯЩИХ в мир ПОКАЗАННЫХ, нужен был запас питания для осуществляющих переброску механизмов. Карантина обнаружила – вся она словно переключилась на другой регистр, перевелась в иную программу. Любой контакт и любые эмоции она рассматривала прежде всего как материал рассказа для газеты или ТВ. Сквозь нее откровенно прорастала Другая героиня – сильная, смелая, влюбленная в себя рассказчица. Она часами стояла у зеркала и самозабвенно репетировала.

Однажды Андрею все-таки удалось склонить Карантину к встрече – неподалеку от ее съемной квартиры, в кафе «Карл у Клары». «Ну что, племянник, как делишки? – хитро улыбаясь, спросила Карантина, быстро и хищно объев форель и заодно дергая дочку: – Давай, ешь, давай». Та сияла, глядя на Андрея, и понемножку пила молочный коктейль, похожий на тот, что делала Люба-продавщица в Луге, тоже на проспекте Мира, только у Любы было вкуснее. (Потому что Люба клала в коктейль мороженое от души, а Рубина из «Карл у Клары» – под девизом «И так сожрут» – заметим мы, ибо мы знаем все.)

– Катерина Павловна, может быть, стоит затормозить? Девочке все эти дела вряд ли полезны.

– Ты с официальным визитом? От него?

– Нет, он не в курсе.

– Так я вам и поверила! Небось, штаб собрали, сидите-думаете, как меня извести.

– Нет никакого штаба. Да и как вас можно остановить?

– Верно, племяша, меня остановить нельзя.

– Вот если разве совесть… Я понимаю, это нереально, но вдруг…

– Совесть? – хмыкнула Карантина, закидывая в глотку коньяк. – А что совесть? Моя совесть в порядке. У меня нормальный женский бизнес на мужском лоховстве. Теперь уже дуры выводятся, которые сидели и в кулачок плакали, ах-ах, обманул и бросил.

– Ника, – сказал Андрей, – вон смотри, музыканты вышли, пойди потанцуй немножко… Ага, молодец. И я сейчас, да, с тобой, через минутку… Катерина Павловна, вы же знаете, как все было на самом деле. И я знаю. Так вышло…

– Гнида Валерка рассказал?

– Нет. Отцу говорил, а я слышал, случайно, еще в детстве.

– А, вот что, – засмеялась Карантина и подмигнула Андрею: – Видишь, на что способны влюбленные женщины! Ты давай это с нами поосторожнее.

– Ничего себе любовь…

– Самая настоящая, ты, чистоплюй! Вот это и есть любовь. А не то что там в кружевах и кринолинах при свечах тулумбасы разводить, как в кинах кажут. Да, такая любовь, как поет Кармен – «меня не любишь ты, зато тебя люблю я! Так берегись любви моей». Коньячку, девушка! Ты девушка ва-ще? Ну так коньячку. Еле шевелятся эти московские. Не сравнить, как в Париже… Там халдеи ва-ще летают!

– Там нет халдеев. Там – парижане. Свободные люди.

– Ну, так. Ты меня, думаешь, испугал? Да я сама могу на весь свет рассказать, как и почему я Нику родила. Хочешь, сейчас встану и расскажу, здесь, в этом сраном кафе, и посмотрим, кто меня осудит! Кто посмеет! Давай, давай, сделаем эксперимент!