– Ничего, я подожду.

– Я уже скоро! Осталось только горло вывести да прилепить ручки, - поспешно заверил Дельф, обрадовавшись, что Минний как будто на него не в обиде.
– Проходи, садись где-нибудь. Хотя, тут у меня, конечно, грязновато! Боюсь, как бы ты не запачкал свой дорогой гиматий.

– Пустяки!
– Минний вошёл под навес и уселся сбоку от Дельфа на высокий круглый табурет. Поставив посох между ног, навесив сверху петас и обхватив его обеими руками, стал глядеть, как ловко под толстыми пальцами Дельфа обретает законченную форму горло амфоры.

– Ты, я вижу, сумел разбогатеть в чужих краях?
– предположил Дельф, скосив взгляд на золотого дельфина, дружелюбно лыбящегося с правого плеча гостя; у него всё ещё не укладывалось в голове, что этот солидный седовласый мужчина - в самом деле тот самый Минний - товарищ его юности. Минний в ответ лишь неопределённо пожал плечами.

– А мы уж не чаяли тебя увидеть, - признался с простодушной улыбкой Дельф.
– Представляю, как обрадуется Поликаста!

– Говорят, вы поженились?

– Да, уже скоро шесть лет как Поли моя жена, - с гордостью признался Дельф.
– Мы ведь думали, что ты погиб.

– И у вас, говорят, уже куча детей?

– Сын и две дочурки, - с теплотой в голосе сообщил Дельф.
– А ещё троих у нас забрал Танатос... Ну, вот и готово!

Молодой гончар, медленно вращая круг, внимательно оглядел только что законченную посудину со всех сторон и, не обнаружив видимых изъянов, остался доволен своей работой. Наклонившись, он тщательно отмыл от глины в стоящем поблизости большом глиняном чане с мутной водой по локти свои толстые волосатые руки, затем старательно вытер их полотняным рушником, висевшим тут же на вбитом в растрескавшийся от старости опорный столб гвозде.

– А что же не видно твоих малышей во дворе?
– поинтересовался тем часом Минний.

– Так ведь они с Поликастой сейчас в клерах!
– пояснил Дельф.
– В усадьбе Мемнона. А ты когда приехал? Сегодня? Так ты же ничего ещё не знаешь! У нас здесь столько всего произошло, пока тебя не было! Восемь лет назад Мемнон, овдовев, - тогда ему было сорок лет - женился на младшей сестре Поликасты Кириене. Так что теперь мы с ним родня, и каждое лето во время сбора урожая Поликаста проводит с детьми в его усадьбе... Ну что, пойдём в дом - выпьем вина за твоё возвращение?
– вытерев насухо руки, предложил Дельф, поглядывая с неуверенной улыбкой на глубоко врезавшуюся в лоб Минния между бровей суровую складку.

Узнав, что Поликасты нет дома, Миннию расхотелось заходить в дом.

– Знаешь, Дельф, я ведь хочу сегодня ещё побывать на могиле родителей. Уже скоро вечер, а мне до захода солнца нужно непременно вернуться в город. Так что, может, выпьем с тобой как-нибудь в другой раз. Ты, кстати, знаешь, где похоронены мои старики?

– Конечно! Ведь это я по просьбе Поликасты установил на их могиле надгробную стелу.

– Благодарю, Дельф, - Минний расчувствованно стиснул ладонью мощное плечо друга.
– Сколько ты потратил? Я всё верну с лихвой.

– Да, ладно, Минний. Какие между нами счёты?.. Кстати, я хотел поставить рядом с их могилами и твой кенотаф, но Поликаста не разрешила. Она всегда верила, что ты жив, и, как видишь, чутьё её не обмануло. Хе-хе-хе!

– Ну, так что - покажешь, где лежат мои старики?

– Погоди! Давай всё же выпьем по канфару вина за нашу встречу. Это займёт всего пару минут. Заодно увидишь, как теперь выглядит моя Поли.

Сказав суетившемуся у печи отцу, что амфора готова, и что он отведёт Минния к могиле его родителей, Дельф потащил заинтригованного Минния в дом. В небольших сенях за входными дверями, расположенными ровно посередине длинного одноэтажного дома, Дельф толкнул левую дверь. Усадив Минния за стол в первой же комнате принадлежащего ему и его семье левого крыла, он поспешно выбежал в другую дверь - вероятно, побежал в кладовую за вином.

Толстяк Дельф, будучи единственным сыном гончара Евклида, не похищенным в нежном возрасте злобным демоном смерти Танатосом (выжила ещё младшая его на три года сестра Дорофея), с детских лет обучался с помощью ремня и подзатыльников к отцовской профессии: как правильно замешивать глину, лепить и обжигать миски и горшки, и до смерти невзлюбил это скучное занятие. Не пожалев для Дельфа силушки, боги взамен не додали ему ума. Сын гончара Евклида был простодушен и туповат, как телёнок - школьные науки отскакивали от него, как горох от стенки. С превеликим трудом ему удалось вызубрить алфавит и научиться кое-как читать и писать, арифметика же так и осталась для него тайной за семью печатями. Зато ему с самых ранних лет нравилось лепить из влажной глины вместо чашек и мисок детские свистульки, игрушечные домики, кораблики, повозки, различных зверюшек и человечков. Дельф обжигал свои игрушки в печи рядом с отцовскими мисками, вместе с матушкой расписывал их яркими красками и к двенадцати годам достиг уже такого мастерства, что его поделки стали охотно раскупаться в гончарных рядах на агоре, после чего строгий отец перестал, наконец, вколачивать в него палкой и ремнём любовь к простой посуде, поняв, что всеблагие боги наделили его наследника куда более редким и прибыльным даром. В самом деле, взрослея, Дельф научился лепить из глины и вырезать из дерева не только детские игрушки, а и красивые фигурки богинь и нимф, богов и героев, охотно раскупавшиеся херсонеситами и чужеземными гостями для подношений в храмы и святилища.

Вскоре за открытой дверью послышались тяжёлые, на сей раз неспешные шаги, и Дельф, с самодовольной улыбкой на толстом, лоснящемся лице, торжественно внёс в трапезную и поставил на середину стола нечто похожее на высокий кувшин, накрытый куском белой материи. Немного помедлив и глядя прямо в глаза Миннию, он быстро смахнул покрывало. Вместо кувшина с вином Минний увидел стоящую на шаре женскую фигурку величиной с локоть, искусно вырезанную из куска дерева. В длинной, облегающей высокую грудь и широкие бёдра столе, с полураспустившимися за спиной лебяжьими крыльями, в одной руке женщина держала наполненный всевозможными плодами рог изобилия, другой - опиралась на широкое рулевое корабельное весло.