Перед обращённым к большой дороге широким въездом на постоялый двор новоприбывших гостей встречал сам хозяин Харитон, тотчас подбежавший рысцой к остановившейся на обочине знакомой кибитке, чтобы поддержать за локоть вылезавшего Полимеда. Делиад тотчас скомандовал привал, давая своим не привычным к верховой езде воинам (всё-таки они были пехотинцами) возможность размять ноги и подкрепиться захваченной в дорогу провизией, и сам первый мягко спрыгнул со Снежка, отдав повод ближайшему воину.

Тем временем из створа ворот неспешно приблизились двое юношей в богато расшитых золотом скифских одеждах тёмных тонов, в которых Полимед и Делиад узнали сыновей Оронтона. Старший, которого звали Орсенутис, был одного возраста с Делиадом, другой - Сагил - на три года моложе. Солнечные лучи ярко искрились на золотой отделке их горитов, мечей, акинаков и узких поясов. Слегка наклонив в знак приветствия отороченные по краю золотыми бляшками островерхие башлыки и обменявшись традиционным эллинским "радуйтесь!", юноши пригласили Полимеда к ожидавшему под навесом постоялого двора вождю, тогда как Делиада увёл подкрепиться перед дальней дорогой в свою трапезную Харитон.

Обширный харитонов двор гудел, как пчелиный улей, сдержанными голосами двух с лишним сотен знатных сатавков, отправившихся со своим вождём отдать прощальный поклон царю Скилуру. Их расседланные разномастые кони тесно стояли на привязи у коричневых столбов, поддерживающих широкий деревянный навес вокруг двора. В затянувшемся ожидании отъезда сатавки, одетые по-походному в серые скифские кожаные куртки, узкие штаны, заправленные в скифики, и остроконечные башлыки (всё это было украшено множеством золотых, серебряных и позолоченных бляшек), отдыхали на разостланных на солнышке посреди двора и в тени портика богато разукрашенных чепраках: одни вели беседы, неспешно попивая вино из неглубоких серебряных и позолоченных чаш, другие азартно метали кости, третьи мирно дремали после сытного завтрака. Рядом лежали, ослепляя богатой отделкой, их круглые кавалерийские щиты, гориты, широкие наборные пояса с пристёгнутыми к ним мечами и акинаками (в отличие от соматофилаков, сатавки были без копий).

Оронтон, благодушно развалясь в тени навеса на поражавшем роскошной выделкой чепраке в компании ближайших родичей и друзей, уплетал огромный сочный арбуз. К своим 38-ми годам он успел отрастить внушительное отвислое брюхо, обрасти жирными складками двойного подбородка, едва прикрытыми веником редкой рыжеватой бороды. Круглое лицо его с толстыми, как у хомяка, щеками и едва заметной между ними крошечной пуговкой носа, почти такого же цвета, как поднесенная ко рту арбузная доля, лоснилось от жира и пота, стекавшего тонкими струйками из-под обшитого золотыми рельефными бляшками тёмно-красного башлыка.

– Ага! А вот и Полимед! Подоспел как раз к обеду. Кхе-хе-хе!
– воткнувшиеся в купца, приближавшегося к навесу с радостно-добродушной маской на лице, маленькие поросячьи глазки Оронтона пьяно блестели из-под коротких белёсых бровей.
– Ну, давай, присаживайся: поешь, выпей с нами на дорожку. Подвиньтесь, парни, дайте место послу басилевса. Кхе-хе-хе!

– Благодарю за приглашение, этнарх!
– Полимед прижал ладонь к сердцу и поклонился.
– Я не голоден. Да и некогда уже рассиживаться. Пора в путь. Хотелось бы успеть до темноты добраться до Феодосии.

– Не гони коней, Полимед! День впереди ещё долгий - успеем... Садись, садись: пока будут седлать коней, мы выпьем по чаше за встречу и за успех нашего посольства! Сынок, одолжи Полимеду свой скифос и командуй поход, - обратился вождь к старшему сыну.

Купцу ничего не оставалось, как со вздохом усесться по-скифски на пятки напротив Оронтона и подставить чеканную золотую чашу Орсенутиса под струю неразбавленного кроваво-красного вина из походного бурдюка, которым обносил сзади участников застолья проворный слуга вождя.

Через десять минут две с лишним сотни сатавков выехали за своим вождём с постоялого двора, провожаемые в воротах желавшим всем доброго пути Харитоном. Оронтон с десятком близких родичей проехал вперёд, пригласив сына номарха Лесподия занять место рядом с ним в голове колонны; остальные пристроились за охранявшими кибитку Полимеда царскими соматофилаками, удлинив посольский поезд втрое.

– Ну что, гекатонтарх, разомнём лошадок галопом?
– повернул осклабленное в пьяной ухмылке лицо Оронтон к пристроившемуся слева Делиаду.

– Нет, вождь. Лучше не надо, а то половина моих воинов вскоре окажется на земле, - возразил вполне серьёзно Делиад.

– А оставшиеся так поотбивают себе к вечеру зады, что - ни сесть, ни лечь! Кха-ха-ха-ха!
– загоготал заливисто Оронтон, а его братья, сыновья и племянники заржали сзади жеребцами.
– Ну, так и быть, поедем не спеша, чтоб никого не потерять по дороге. Кха-ха-ха!

– Но тогда мы можем не поспеть до захода солнца в Феодосию, - подал голос сквозь несмолкаемый хохот развеселившихся сатавков старший сын вождя.