Ярмарочная площадь шумела. С высокого помоста, уже довольно плотно окружённого горожанами, орали и кривлялись досужие.

Фабиус не видел, кто там ораторствует. Он подозревал своих вчерашних знакомцев, крещёных, да бандитов, что подчинялись бесу под личиной Барбра.

Стражники маячили лишь у ворот ратуши. Их было слишком мало, чтобы разогнать бунтовщиков, и те вяло подначивали горожан... Против кого? Не нужно было иметь камень мудрости за пазухой, чтобы догадаться!

Маг поспешил к церкви отца людей Сатаны, к площади ближней от Ярмарочной, что называлась Кровавой, и где он велел лагерем поставить беженцев.

Он издалека увидел, что и на церковной площади народа скопилось небывало. Беглецы из чумного Дабэна расположились там табором. Они стелили на красный кирпич сено, дерюги. Тут же ели, справляли нужду, а кое-где и спали уже, обессилевшие и словно не слышащие толпы, шумящей на соседней Ярмарочной площади.

Бунтовщики толкались вокруг лагеря беженцев, сбивались в стайки, науськивали любопытствующих горожан на дабэнцев, готовясь обвинить пришлых во всех здешних грехах. Бандиты присматривались к скудному имуществу беглецов. А крещёные, наступая иногда на спящих, ходили прямо по лагерю, ища праздных и пытаясь рассказать им о своём боге.

Фабиус попытался объехать площадь по краю. Крещёные, однако, заметили его, побежали наперерез, загородили дорогу. За ними кинулись и горожане, определив по одежде, что Фабиус – какая-то важная птица, и можно бы для острастки стащить его с коня и повалять в пыли.

Чубарый не был боевым конём. При явной угрозе он тут же занервничал. Пустить его на людей нахрапом, чтобы разметал и потоптал – было бы дурной затеей. Тем более что бунтовщики узнали мага.

И магистр осадил жеребца.

– Чего столпились? – спросил он грубо. – Люди тут нужны не торчать, а помочь посчитать пришлых, чтобы торговый совет выделил хлеба!

– Нетути им хлеба! – тут же заорали горожане, что пришли от Ярморочной, надеясь первыми поживиться дабэнским скарбом.

– Чумных не хотим! Не нать заразу!

– Префекту скажи: не хотим!

– А иде префект, а?

– Та в ратуше!

– Бунту, грят, спужался…

– …та помер!

– Да шоб б издох!

– Префект болен, – громко прокричал маг в толпу. – Будет вам Совет Магистериума, коли вздумали бунтовать!

– От те нате вашей мате!

– Эва!

– Эй! Не пущайте его до церкви!

– Не то ворону пошлёт!

– Не нать нам магов!

Крещёные молчали, столпившись на пути у магистра. И это было хуже бессмысленного ора горожан.

Рыжий патлатый парень попытался схватить чубарого под уздцы, но увязавшийся за магистром мальчик неожиданно ловко оттолкнул протянутую руку, а конь вдруг оскалился и рванул человека за грязный рукав.

Крещёные отступили слегка, не тот был ещё накал, чтобы с самого утра да под кусачую лошадь бросаться.

– Езжай-ка отсюда, маг! – вперёд протиснулся вчерашний знакомец, сутулый, с бельмастыми глазами, главарь крещёных.

Место ему было на Ярморочной, как он оказался здесь?

Магистр нахмурился: похоже, у ратуши блажили сейчас только бунтовщики и воры. А крещёные тогда – что затеяли?

– Тут мы сами решим, наше тут дело, – напирал бельмастый. – Мы видели Его этой ночью. Он спасёт нас всех. И мы снесём церкви Сатаны! Будем жить в мире – и на земле, и на небе! А бесы в Аду пусть сдохнут с голоду без наших душ!

Маг поморщился. Крещёные не только приняли в темноте инкуба за своего бога, но и не прозрели с рассветом. Но что будет, если они и впрямь поведут горожан громить церковь? В огне она не горит, но Сатана может покарать людей за осквернение святыни!

Фабиус заставил чубарого попятиться, но позади ворочалась прорва дабэнцев, что не давали дороги не по охоте, а потому, что обсели площадь.

Крещёные стояли молча, в их молчании читалась угроза.

– Неча тут за нас решать! – орали издалека трусливые горожане, которые и рады были бы напасть на слабого, но магистра пока побаивались.

Фабиус так и не очнулся до конца. Лицо его казалось людям потусторонним, страшным, мимические морщины сложились в нечеловеческую гримасу усталости и боли, и горожане вели дискуссию с почтительного расстояния:

– Чумных не хотим!

– Жги чумных!

– Жги церковь!

Толпе было, конечно, плевать на идеалы крещёных. Но дабэнцев-чужаков она в город пускать не хотела, а хотела крови, грабежа, виноватых, на которых можно свалить и неурожай этой осени, и убийства, совершённые фурией, и много ещё чего. А крещёные взирали вполне понимающе.

«Где-то получили закалку бунтовать? Разве, в Гариене, оттуда и пошла ересь?»

– А ну, прочь! – маг попробовал двинуть чубарого вперед, но пугливый жеребец пятился и норовил поддать задом.