Шрифт:
Город - чума.
Люди шарахались по городу в поисках утешения и убежища. Худые, больные люди. Никто из них не мог покинуть чрево болезненного каменно - деревянного монстра, цепь солдат опоясывало город, как пояс чресла, как петля шею удавленника.
Солдаты шутили, и смех хлопал крыльями воронов в вечерний трагедии.
Иногда заразные жители, или пока до поры, здоровые, обезумевшие от отчаяния бросались на солдат, пытаясь пролететь, проползти сквозь их нехитрое построение. Пики встречали таких людей, и они возвращались внутрь своих очумелых обитателей.
Артемий шагнул к стражникам и те, заградив ему дорогу, прокричали грубо в его уши о невозможности возвращения.
– Я хочу войти в этот город, - тихо сказал Артемий и пики
раздвинулись. И город разверз зловонную пасть, приглашая его к смерти
"Видно этой ночью мне придётся здорово подраться с собственным ужасом. Подраться и отделать его, чтобы помнил до самого конца" - так думал идущий посреди пиршества разложения.
Только смерть не цепляет до срока слишком чистую, слишком жадную до жизни душу странника.
Больные люди выползали из хижин, цеплялись слабыми руками за одежды Артемия. Им было не выносимо видеть здоровое тело.
Кто - то крикнул в толпе о целительной силе крови чистого человека. Многие, многие захотели сделать глоток багрового напитка жизни.
Обезумившие люди бросились на пришельца. Они ждали бегства его и торопились. Но Артемий не думал бежать. Он подобрал битое стекло с земли и отворил вены на своих нежных руках.
Кровь струилась. Её лизали, сосали, кусая и целуя тело новоявленного спасителя.
Только спаситель и не думал спасать никого, его мучили ужасы, он не хотел вести себя, как больные из города.
– Пейте, убогие человечки, - шептал Артемий.
– Только не кровь слизываете вы с рук моих, а ложь своей трусости перед неумолимостью собственной слабости.
Ещё немного и колени подкосились у обескровленного странника, и упал он на камни города. А люди, нализавшиеся крови, прожили не больше положенного им строгой болезнью. Упали они на камни рядом с Артемием и умерли в ожидании чуда.
Но остался жив скиталец. Бродячие псы, которых не успели сожрать, зализали раны. Голуби приносили живой воды в зобах и поили бескровного из своих клювов. Когда же стражники вошли в город, чтобы сжечь мертвецов, множество птиц прилетело к Артемию. Коготки вцепились в одежду его, и подняли они своего будущего друга в вышину неба, и вынесли его прочь из мёртвого города.
Далеко в глубь дикого леса унесли бескровного птицы. Опустили на цветущую поляну и улетели прочь. Им не нужно в награду ни слова, ни дела, ведь они просто птицы, которым дано передвигаться по небу.
Они верили в тот час, когда Артемий научит летать даже птиц.
.......................................................................................................
Бог не мучитель человеческий. Ложь - вот палач истинный, обрекающий человека на страдания по приговору трусости.
.........................................................................................................
Ликующий крик вездесущего стона.
....................................................................................................
К утру ветер пригнал серые тучи. Летний тёплый дождь уронил влагу
на зелень леса. Весёлый и быстрый дождик. Его струи омыли странника. Глаза распахнулись. Утро улыбнулось в них радостью жизни. Артемий поднялся и сел на траве, опершись о слабые руки. Прошлое хлынуло к его сердцу и на мгновение перестало быть прошлым. Стыд подкатил к горлу.
Он унизил человека в самый великий момент его жизни, в момент ухода.
Если бы не птицы, лежать и ему таким же трупом, и гореть на костре.
"Небо, небо, неужели ты не видишь, как низки мои помыслы? Дай мне напиться из твоего бездонного колодца. Моя жажда испепелила землю.
Дай мне, небо, глубины твоей в очи мои, увижу тогда то, к чему стремится глупое сердце.
Спасибо, небо, за дождь твой, за омытое, больное тело.
Пошли мне страдания, небо, ибо до сих пор я не ведаю о нём.
Пошли света, великое небо, дабы свет, коснувшись лица моего, разбудил меня. Долог и тяжек мой сон.
Разбуди меня небо.
Накажи меня. Вырви язык мой и помути разум. Чтобы не летали злые слова мои по миру и не оскверняли святую землю жадной мыслью.