– Да уж... Девственность пикета, грубо говоря, утрачена раз и навсегда, – не удержался поюродствовать Лузгин и гут же пожалел о сказанном. Вид размазанного по столу Зырянова удовольствия ему не доставлял. «Язык мой враг мой...».

– Я один не решаю, – совладал с голосовыми связками Зырянов.

– Но лично вы, лично вы понимаете?

– А что понимать? – Зырянов скривился в улыбке. – Заломали народ, затравили... Умеете вы, братцы, это делать.

Нахальным посторонним звуком чирикнул зуммер сотового телефона.

– Можно? – спросил полковник Савич и полез в карман за аппаратом. – Да... Слушаю... Понятно... Исполняйте. – Полковник захлопнул крышку сотового, будто поймал кого-то. – Пикетчики уходят полностью. Палатка свернута. Порядок обеспечивается. Есть сведения, что забастовщики перемещаются сюда, на площадь к мэрии. Будем блокировать, Виктор Александрович? Если да, надо бы вызвать ОМОН.

– Подождите, полковник. Как можно, в самом деле... Чуть что – сразу ОМОН... – Слесаренко потянул на себя лежавший на столе листок бумаги. – Где еще вариант по взаимозачету? – сказал он, обращаясь к президенту «Севернефтегаза». – А теперь главное. Железная дорога разблокирована, пикет снят при активном участии городских властей. Люди проявили сознательность, пошли, так сказать, нам навстречу. Теперь дело за вами, Леонид Аркадьевич. Весь город в моем лице просит вас и отчасти требует тоже пойти навстречу законным требованиям трудящихся. Учтите: в этом вопросе мы полностью на стороне рабочего коллектива.

– Это непросто, – подал голос Кротов. – Даже если принять за основу предложенную компанией схему погашения...

– Спасибо, Сергей Валентинович, я в адвокатах не нуждаюсь. – Вайнбер г снял очки и положил их поверх листка бумаги. Еслк мы задержим платежи «Транснефти», что само по себе и незаконно, и опасно, то сможем изыскать средства для выплаты... ну, скажем, месячной зарплаты упомянутому коллективу.

– Не понял, – сказал Зырянов.

– Да ну вас, Николай, – как-то очень по-свойски вдруг прикрикнул Слесаренко. – Договоримся так: вы закрываете зарплату за квартал, Леонид Аркадьевич. За квар-тал.

– Но и вы со своей стороны...

– Это я вам обещаю.

– Когда будут деньги? – недоверчиво спросил Зырянов с ударением на первом слове.

– Завтра к полудню, – ответил Вайнберг.

– Ну, вот видите! – Полковник даже прихлопнул ладонями. – Можем ведь... по-людски, когда захотим!

– Прошу учесть всех присутствующих, – отстранение выговорил Вайнберг, – что компания идет на этот... вынужденный шаг только под давлением городских властей и персонально из уважения к мэру города.

– Вот это лишнее, – сказал Слесаренко. – При чем тут персоналии?

– А вы, Зырянов, – продолжил Вайнберг, – скажите «спасибо» мэру за то, что у вас есть такой защитник.

– Да бросьте вы! – отмахнулся Слесаренко, но видно было, что счастлив и горд происшедшим.

Зырянов поднялся со стула, занес над столом граблеватую кисть, потом вдруг шагнул вперед и обнял за плечи вскочившего мэра. Люди за столом захлопали нестройно, и даже Вайнберг потрогал ладонью ладонь.

– Надо будет... – Зырянов громко шмыгнул носом, – сообщить людям, как подойдут.

– Вот вы и сообщите, – сказал Слесаренко. – Это же ваша победа.

– Нет, надо вместе...

Заметив слезы в глазах Зырянова, Лузгин непроизвольно опустил взгляд к столу и увидел, как Ленечка Вайнберг достал из кармана элегантный футлярчик, положил туда очки, захлопнул с негромким щелчком и отработанным легким движением бросил футлярчик обратно в карман.

Субботник удался на славу. Был даже духовой оркестр из детской музыкальной школы, играл нестройно и всего три вещи: два марша и вальс, но и в этом была своя трогательность, люди вокруг улыбались, вот только с ночи потянуло холодом, и Виктор Александрович распорядился было приодеть музыкантов потеплее, но дети не послушались: им нравилась яркая оркестровая форма с аксельбантами и киверами.

Народу явилось много, и не только по приказу. Сам Виктор Александрович таскал носилки в паре с замом Федоровым, и как-то раз не смог забросить мусор в кузов самосвала единым махом, Федоров был ростом ниже и замешкался, их обоих засыпало сучками и листьями. Он вдруг раскричался на Федорова, а потом увидел, что вокруг смеются, и сам рассмеялся. Незнакомая женщина, деланно ворча про неумех, помогла ему вытряхнуть листья из капюшона на штормовке.

Был там и Вайнберг со своими, в хороших джинсах и трехцветной курточке с огромным непонятным номером; больше командовал, чем работал, и ни разу к Слесаренко не приблизился, не поздоровался лично – так, раскланялся с отдаления, тронув длинный козырек нерусской кепки. «Черт с тобой», – решил Виктор Александрович. Даже Вайнберг не смог испортить ему настроение, почти по забытому молодое и легкое.

Трудились до двух часов, вычистили рощу и вкопали на поляне карусели с качелями, разные штучки для детского катания – молодцы нефтяники, сработали весь инвентарь за бесплатно, и когда Слесаренко закрывал субботник короткой речью, то похвалил нефтегазовцев, но Вайнберга не помянул – обойдется. Вместе с чувством победы, что выбили все-таки деньги «подземникам», в душе гнездилось послевкусие неясного обмана, как после пищи с чесноком: глотать приятно, возбуждает аппетит, а после целый день не знаешь, как избавиться от гадости во рту.