Денежные мастера получали за свою работу сдельно: за каждую гривенку переработанного серебра было велено платить «чеканщиком, и волочильщиком, и бойцом, и кузнецом по 10 денег с полушкой». В самом привилегированном положении находились «резцы» — мастера-художники, готовившие маточники. На денежном дворе работал один, реже — два «резца». «Резец» получал отдельно годовое жалованье, но размеры его неизвестны.

Денежные мастера освобождались от несения городских повинностей: ночных дозоров, общих работ на том основании, что они у государева дела день и ночь беспрестанно. Они не выходили с денежных дворов, пока длился один передел — полная обработка одной или нескольких партий поступившего серебра.

Само качество чеканки было невысоким, и браковка монеты, очевидно, отсутствовала полностью. В обращение поступали даже монеты, отчеканенные по недосмотру застрявшей в верхнем штемпеле монетой: на одной стороне находится переданное нижним штемпелем нормальное изображение, а на другой стороне — его же углубленный след. Денежники называли такие монеты «односторонними». Однако их не считали браком. Проволочные монеты часто имели плохо различимое изображение и неправильную форму, за что их в народе прозвали «чешуйками».

Все это было на руку фальшивомонетчикам различного рода и ранга. В том числе и работающим по государственному заданию вражеской стороны, так сказать, «наученьем вражьим… деньги резати».

Это особенно ярко проявлялось в смутные времена.

…16 июня 1611 года в Новгород вошли шведские войска. С согласия новгородских властей над городом был установлен протекторат шведов. Власть в городе передавалась шведским военачальникам Якову Делагарди («боярину большому и ратному воеводе Якову Пунтосовичу Делагарди»), Эверту Горну («боярину и ратному воеводе Эверту Куарлусовичу Горну»), а также боярину и воеводе Ивану Никитичу Большому-Ордынскому и дьяку, «секретарю» Монше Мартыновичу. В число городских властей входил и митрополит Исидор.

Овладев Новгородом, шведы воспользовались тем, что в городе работал монетный двор. Как говорится, оккупанты застали его «на ходу», и вскоре шведы начали резать «новые снасти». Среди старых лицевых и оборотных маточников времени царя Василия Шуйского были выбраны самые подходящие, и чеканка началась.

Рис. 31. Копейки царя Василия Шуйского.

Первым выпуском шведской оккупации стали копейки, лицевые и оборотные стороны которых были чеканены с помощью самой поздней пары маточников, употреблявшихся в 1610 году. Чеканились они на трехрублевой стопе.

Шведы недолго задержались на полноценной весовой норме. Понижение веса копеек в Москве заставило их сделать то же самое.

Именитые люди Новгорода поняли, что они совершили ошибку, пустив шведов в город, и начали тайные переговоры с Москвой. В январе 1615 года в Москву прибыла тайная грамота новгородцев, где они просили простить им прежние «вины». «Вины» новгородцам простили, и началась подготовка к переговорам. В оккупированных шведами областях разгоралась партизанская война.

Отказ от намерения мирным путем включить Новгород в состав Шведского королевства сразу сказался на денежном деле. В марте 1615 года вес новгородской копейки снижается — из гривенки начинают чеканить не 360, а 390 копеек. Ее вес снизился но сравнению с весом копейки трехрублевой стопы на три четверти новгородской старой почки (около 0,15 грамма).

Вес копеек оказался равным не 0,52 грамма, что соответствовало бы норме, а 0,48 грамма.

В 1616 году шведское командование обратилось к чеканке фальшивых монет. Эти монеты были особого свойства. Извлечение выгоды из их выпуска основывалось на массовых операциях по выпуску старых копеек трехрублевой стопы. За них давалась новые копейки четырехрублевой стопы. На руки сдатчики получали наддачу по 10 новых копеек на рубль старых.

«Воровскими снастями» была пара наново вырезанных маточников: лицевого с буквами ПС (Псковский монетный двор) и оборотного с именем царя Дмитрия Ивановича, но с ними в работе оказался оборотный маточник с именем Василия Ивановича Шуйского, Вес «воровских» монет стал намного ниже нормативного веса копеек трехрублевой стопы.

Король Густав-Адольф находился в военном лагере, раскинувшемся под стенами осажденного Пскова. Сохранилось письмо короля от 28 июля 1615 года, направленное в Новгород, Якову Делагарди, и от 29 июля — шведскому казначейству в Стокгольм. В этих письмах речь идет о чеканке монет на Новгородском монетном дворе.

В письме к Делагарди король просил прислать в лагерь под Псков с нарочным «несколько чеканенных в последнее время московских денег», а также монеты, выпускавшиеся в то время «на монетных дворах Московии», которые король собирался «послать в Швецию как образцы». В письме руководителю Государственного казначейства и Счетной конторы содержалась подробная инструкция по организации прибыли от чеканки копеек. Давалось распоряжение о закупке «двух или трех бочек золота» («бочка золота» — счетное понятие, соответствующее 100 000 серебряных риксдалеров) для чеканки монет.

Необходимость начать чеканку монет в России объяснялась тем, что это поможет сократить расходы на содержание гарнизонов: «Мы можем с замечательной выгодой покрыть все расходы этими копейками». Копейки должны чеканиться «из хороших риксдалеров» и должны быть «так же хороши или даже лучше тех, которые чеканят теперь в Москве». Король надеялся, что новые копейки, изготовленные шведами, найдут широкое применение не только по всей России наравне с другими, но и в Польше, и в Литве, а также Данциге, Риге и прочих приморских городах. Определялась цена копеек — 42 копейки за риксдалер. Цена соответствовала той, по какой в то время покупали талер в Москве.