— Он—друг, и я просто не понимаю, почему...

— А Томас Меррик?

Она рассматривала его руки: сигарета в левой руке, словно игрушечное ружьё, чернильная авторучка — в правой, как крошечная винтовка.

— Кто вы, капитан?

— Солдат.

— В таком случае, солдат, почему вы не воюете?

— О, я воюю. Каждую минуту.

— Я и вправду ваш враг?

Он улыбнулся, показав табачную крошку на одном из зубов:

— Я так не думаю, нет.

— Тогда почему вам не позволить мне повидаться с моим женихом?

— О, Меррик — ваш жених?

— Мы обсуждали вопрос о браке.

— И могу я спросить, когда должна состояться свадьба?

— Мы не договаривались ещё насчёт даты.

— Но за этим дело не станет? Наверное, как только он оправится от ран? — Он встал из-за стола, перешёл к окну. — Я буду откровенен с вами, мадам. Кажется, мои британские коллеги считают вас потенциально опасной женщиной — пожалуйста, дайте мне закончить. Сейчас я не придерживаюсь этого мнения, но, по крайней мере, надо изучить их утверждения. Поэтому вы здесь. Поэтому мы и беседуем.

Она продолжала ещё какое-то время изучать его руки, затем вынула платок, чтобы промокнуть испарину на собственных руках.

— Да, но о чём мы в самом деле говорим?

— О лояльности. Мы говорим о вашей лояльности Франции. Скажите мне, вы долго жили в Париже?

— Долго.

— И что вы чувствуете? Вы любите его?

— Я люблю людей, а не места.

— Тогда позвольте мне поставить вопрос по-другому. Во сколько мне обойдутся ваши услуги, если я найму вас для пользы французского народа?

— А какого рода услуги вы предусматриваете с моей стороны?

— О, я полагаю, вы знаете.

Она рассматривала его затылок, эти вводящие в заблуждение прямые плечи пугала.

— Так ли, мсье?

— Я думаю, вы определённо знаете. — Потом внезапно отвернувшись от окна и встав к ней лицом: — Назовите мне цену, мадам. Исключительно ради любопытства, назовите мне цену.

Она вздохнула, думая, что это сон — вновь повторяющийся кошмар.

— Миллион франков.

— Превосходно, миллион франков.

— И пропуск в Виттель.

Он вернулся к своему столу, нацарапал подпись под её прошением.

— Вот, вы вольны присоединиться к вашему доблестному жениху, раненному в Виттеле. Миллион франков, однако, останется предметом дальнейшего обсуждения.

Она засунула прошение в карман, ничего не сказав.

— Я хотел бы с вами встретиться, когда вы вернётесь из Виттеля.

— Это приказ, капитан?

— Думаю, да.

Она действительно провела восемь дней в Виттеле, посещая по утрам минеральный источник и возвращаясь к Меррику днём и вечером. Скажут, что она ненадолго заехала в Контрексевиль, отклонившись от основного маршрута, но это неправда. И не пыталась она завербовать молодого капрала или собрать по крупицам у Томаса Меррика сведения о численности британских войск на Сомме. После пятого или шестого дня она в основном волновалась о том, как скажет ему, что совсем его не любит... и нет никакого сравнения с её чувствами к Николасу Грею. И именно Грей позволит нам увидеть, что если она и была авантюристкой, то довольно глупой, не имеющей никакого понятия о том, как в действительности устроен мир. Кажется, что он прав, но также и ошибается, — она считала, что является авантюристкой по необходимости, будучи романтической натурой, для которой в мире мало пространства и времени.

Она вернулась в Париж и пошла к Жоржу Ладу утром в пятницу. К этому времени Ладу обменялся несколькими телеграммами с Чарльзом Данбаром, завершая план, разработанный, чтобы подвести её поближе к британской сети. Город захлестнула волна ранней летней жары, и улицы были поистине пусты. Когда она шла в офис к Ладу, за нею следовал мужчина на велосипеде. Если бы она заметила, она бы наверняка пошутила на этот счёт.

— Может, если бы вы остались там ещё на неделю, — сказал ей Ладу, — вы бы избежали жары.

— Вероятно. Но я подумала, что важно встретиться с вами, чтобы продолжить нашу беседу или как её там...

Её улыбка вызвала в нём раздражение. Он наклонился вперёд:

— Мы знаем о вашей связи с Карлом Г. Крамером.

Она оставалась сдержанной, спокойно глядя на фотографию на стене и на карту Европы, утыканную булавками. Затем, всё ещё с улыбкой:

— Что ж, если вы вправду знаете, капитан, тогда известно ли вам, что у меня на самом деле не было никаких отношений с этим человеком?

— Нет? У меня впечатление — двадцатитысячное впечатление, — что связь определённо была.

— Ну, если говорить по существу, деньги я приняла в качестве платы за ценности, конфискованные на германской границе. У меня нет представления, что обнаружили или не обнаружили ваши агенты, но эти деньги — просто плата за мои меха.

— Но Крамер намеревался платить вовсе не за меха, верно?

— Намерения Крамера к делу не относятся. Я не германская шпионка.

— Нет, мадам. Полагаю, что нет. Однако немцы этого не знают. — Он замолк, чтобы прикурить, вновь оставив в воздухе едкую вонь. — Вот моё предложение, мадам. Возвращайтесь в Амстердам. Развивайте отношения с Карлом Крамером. Разузнайте для меня две-три мелочи, и я заплачу вам пятьдесят тысяч франков. Ну, что скажете на это?