Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая
вернуться

Браиловский Александр Яковлевич
Шрифт:

Разрыв

Усилий тщетных проволочкой Любви изжитой я не спас: Ты отошла. И в поздний час В письме последнем беглой строчкой Я на смерть прошлое обрек… В золе камина красной точкой Погас дотлевший уголек.

«Мы глухи. Плоти ткань груба…»

Мы глухи. Плоти ткань груба — В нас прежних жизней струны немы. А сны — веков былых поэмы: В них веет древняя судьба, Как аромат в заветных винах, Давно укрытых в погреба В тяжелых каменных кувшинах.

Примиренье

Я от людей ушел к безлюдью [53] Цветущих радостью пустынь: Ширь необъятна, воздух синь, И я, вдыхая жадной грудью Песнь в аромате пряных трав, Вручаю Божью правосудью Всю горечь жизненных отрав.

Разлука

Путь опустел. Чернеют шпалы Бесстрастной лестницей утрат… Прощай навек!.. В тоске закат Спешит гасить свои опалы; В полях туман ползет к стогам, И мертвый лист свой краснопалый Роняет клен к моим ногам.

53

Я от людей ушел к безлюдью… — Ср. со стихотворением А. Блока «Земное сердце стынет вновь…».

Смерть

Рыданий песнь, кадил бряцанье, Нагар мигающей свечи И в складках гробовой парчи Лучей печальное мерцанье — Последний дар тоски мирской… А в мертвом лике — созерцанье И все постигнувший покой.

Искушенье

Душа, подобно легкой серне, Гонимой сворой лютых псов, Бежит от темных голосов, Зовущих вновь к пьянящей скверне, К влекущим радостям низов… А ей, как тихий зов к вечерне, Иной, нездешний слышен зов.

«Пока, упорные Сизифы…»

Пока, упорные Сизифы, Здесь с камнем жизни бьемся мы, Там, на скрижалях синей тьмы, Горят светил иероглифы; И мы, вникая в их слова, Читаем радостные мифы О высшей правде Божества.

«Я не комок бездушной глины…»

Я не комок бездушной глины, — Я сам ваятель: жизнь свою Творю я сам и создаю Себе то радость, то кручины Своею собственной рукой — Хозяин полный и единый Мне Богом данной мастерской.

«Янтарно-желтая оса…»

Янтарно-желтая оса Над золотистой медуницей Поет задумчивой цевницей; И песню светлую роса, Истаяв трепетным алмазом, С земли уносит в небеса О счастье радостным рассказом.

«Запад алеет сквозь рощу прозрачную…»

Запад алеет сквозь рощу прозрачную, И розовеют поля. Словно стыдливо готовит земля Юному маю постель новобрачную. Чую я светлого мая прилет: Чувства моложе, мечты дерзновеннее. Страстной истомы волненье весеннее Сердце безумное пьет.

«В костре трещат сухие сучья…»

В костре трещат сухие сучья, Багровый свет дрожит во тьме, И ткется мысль, как ткань паучья: Виденья странные в уме, А в сердце странные созвучья.

Первобытность

Майский воздух так прозрачен, Вешний мир так юн и свеж, Точно не был встарь утрачен Райских пажитей рубеж. Как на утре первозданном, Краски в радужной игре; Весь в бреду благоуханном Сад томится на заре. И в лучах звезды восточной, Чуя жизненный рассвет, Веет страстью непорочной Яблонь чистый первоцвет. В общей радости безлюдной Безотчетно одинок, Я иду в тревоге чудной На алеющий восток. В сердце зов тоски блаженной, Словно зреющую новь В нем зажгла зарей нетленной Первозданная любовь. Снится мне сегодня странно В одиночестве моем Близость светлой и желанной, Ощутимой здесь во всем. И с надеждой близкой встречи На заре легко идти. Цветом яблони мне плечи Осыпают по пути. Так под райские напевы По ликующим садам Шел в предчувствованьи Евы Первосозданный Адам.

Троицын день

Колоколов гудящий зов Плывет в ликующем прибое… Как это утро голубое, Твой взор глубок и бирюзов, И ароматная березка У древних темных образов — Твоя задумчивая тезка.

«Свод листвы роскошней малахита…»

Свод листвы роскошней малахита, Ярче бронзы светится кора, А трава богаче перевита, Чем узор молельного ковра. Это — храм. В его тиши охранной — Близ Творца творение и тварь: Каждый странник может невозбранно Здесь воздвигнуть свой простой алтарь. И, забыв, как праздную тревогу, Вечный спор о Ликах Божества, Своему Неведомому Богу Принести бесстрашные слова [54] .

54

Своему Неведомому Богу//Принести бесстрашные слова. — В древнеримских храмах был алтарь, посвященный Неведомому божеству.

«Гамак в тени, а вкруг повсюду…»

Гамак в тени, а вкруг повсюду И свет и блеск и полдня хмель: Кружась, жужжит тяжелый шмель… И, усыпляющему гуду Без дум внемля, дремлю слегка, Как дремлет, выйдя на запруду, В разливе леностном река.

Погибшая песня

Луны лукавые лучи В душе по бархату печали Всю ночь желанной ложью ткали Мечты в узор цветной парчи, И сердце пело им ответом… Но песня канула в ночи, А ночь растаяла с рассветом.