Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая
вернуться

Браиловский Александр Яковлевич
Шрифт:

Сказка с конца

Памяти Е. Ф. Шмурло

В темнице сыро. Ладога туманна, Туманен узника бездумный взгляд… Из люльки — мимо трона — в каземат, — Таков удел шестого Иоанна [107] . Он здесь давно живет под кличкой бранной Забавой для тюремщиков-солдат, Без мысли и без чувства автомат, Полумертвец с улыбкой постоянной. Здесь жизнью сказка начата с конца, — Здесь не Иван-дурак до царского венца Достиг путем удачи иль обмана, Судьбы неотвратимая рука Здесь превратила в куклу, в дурака Несчастного Царевича Ивана.

107

Таков удел шестого Иоанна. — Иоанн VI Антонович, сын Анны Леопольдовны, племянницы императрицы Анны Иоанновны, и Антона Ульриха, принца Брауншвейгского, был назначен императрицей Анной Иоанновной себе в преемники. Родился 12 августа 1740 г. ст. стиля; 17 октября того же года — после смерти Анны Иоанновны — объявлен императором. В 1741 г. произошел дворцовый переворот, в результате которого на престол взошла дочь Петра I Елизавета, а Иоанн Антонович был заточен в Шлиссельбургскую крепость; там же он был убит в 1764 г. при неясных обстоятельствах.

Прозрачная тьма

Яснее вижу в темноте Всё, что когда-то видел в свете, Но впечатления не те Теперь дают картины эти. Как будто был я близорук, И мне теперь очки надели, — Всё так отчетливо вокруг, Всё так, как есть на самом деле, И даже больше, — суть идей И чувств теперь я глубже вижу, Кого любил — люблю сильней И никого не ненавижу.

Первое гнездо

Кн. Е. Н. Сумбатовой [108]

Помнишь дом времен Елизаветы, — Прихотливо выгнутый фасад, Временем как будто не задетый, Хоть построен двести лет назад? Помнишь толщу крепких стен старинных, Старых комнат горделивый вид? В полутемных переходах длинных — Помнишь коридор — «аппендицит»? Помнишь — в этой путанице сложной — Памятник давно отцветших лет, Пережиток роскоши вельможной — На алтарь похожий кабинет? Только крюк от веницейской люстры Сохранил там купол-потолок, И, в окно влетая, ветер шустрый Хрусталем звенеть уже не мог, Там колонны стройные попарно Разошлись по четырем углам, Пахло былью там высокопарной, Несозвучной нашим временам. Но для нас уютно и красиво Было там, — мы жили там вдвоем, Жили просто, ласково, счастливо, Хоть в отчизне ширился разгром… Пусть года промчались, но доныне Помним мы так ясно, как вчера, Как часы стучали на камине, Как текли в беседах вечера, Как огонь в камине, вечно весел, Исполнял свой танец боевой, Как в объятьях мастодонтов-кресел Так уютно было нам с тобой, Как колонны мрамор глянцевитый Золотило солнце по утрам, Как отец — насмешник сановитый — Заходил побалагурить к нам, Как кипел кофейник на спиртовке, Как вдвоем… да нужно ль говорить? Наш алтарь в хоромах на Покровке Нам с тобой до гроба не забыть!

108

Кн. Е. Н. Сумбатова (Елена Николаевна) — жена В. Сумбатова.

Жизнь

Владимиру Смоленскому

Жить — видеть, слышать и любить И думать о любимом, Хотя б горела жизни нить И становилась дымом. И ничего не позабыть, — Заставить разум снова Вить из кудели дыма нить Сгоревшего былого.

Град Петра

Рождавшейся Империи столица — Санкт-Петербург — Петрополь — Петроград — Лишь при Империи Ты мог родиться И вместе с ней Ты встретил свой закат. Два века роста, пышного цветенья, — Архитектуры праздник над Невой, Расцвет искусств, науки, просвещенья, Поэзии и чести боевой! Два века славы, блеска и покоя, Немногих перемен, недолгих гроз! Жизнь, как Нева, не ведала застоя, Ты, град Петра, все украшаясь, рос. Но славы вековой умолкли хоры, Империя приблизилась к концу, И прогремели выстрелы с «Авроры» — Салют прощальный Зимнему дворцу… Ты имени лишен, но Всадник Медный Руки не опустил, — придет пора, — Разгонит он рукой туман зловредный И впишет вновь на картах: Град Петра.

Дмитрий Кленовский

«Легкокрылым Гением ведомы…»

Легкокрылым Гением ведомы, Улетели птицы за моря. Почему же мы с тобою дома Этим хмурым утром ноября? Может, нужно было взять котомку, Палку, флягу, пару верных книг И пуститься ласточкам вдогонку Через лес и поле напрямик! Только тем, кто медлят, невозможно Причаститься радостей земли. Через все шлагбаумы, все таможни Невидимками бы мы прошли. И наверно б вышли мы с тобою Завтра утром к розовым камням, Тонким пальмам, пенному прибою — Золотым, благословенным дням. И наверно самой полной мерой Было б нам, дерзнувшим, воздано За крупицу настоящей веры, За одно горчичное зерно.

Прохлада

На рубеже последних дней Мне больше ничего не надо, Вокруг меня уже прохлада Прозрачной осени моей. Пусть стали медленней движенья И голос изменяет мне, Но сердца в полной тишине Красноречивее биенье. Ложится сумрак голубой На тяжелеющие веки, И так прекрасно быть навеки Наедине с самим собой.

1947

Долг моего детства

Двоился лебедь ангелом в пруду. Цвела сирень. Цвела неповторимо! И, вековыми липами хранима, Играла муза девочкой в саду. И Лицеист на бронзовой скамье, Фуражку сняв, в расстегнутом мундире, Ей улыбался, и казалось: в мире Уютно, как в аксаковской семье. Всё это позади. Заветный дом Чернеет грудой кирпича и сажи, И Город Муз навек обезображен Артиллерийским залпом и стыдом. Была пора: в преддверьи нищеты Тебя земля улыбкою встречала. Верни же нынче долг свой запоздалый И, хоть и трудно, улыбнись ей — ты.

1949

«Прозрачным сном прекрасна ночь моя…»

Прозрачным сном прекрасна ночь моя, Мне, пробудясь, листать не нужно сонник, И круглым хлебцем радость бытия Кладет мне утром Бог на подоконник. И, посолив отрезанный ломоть Дневной заботой, болью и тревогой, Прияв опять мою земную плоть, Я дальше мерю долгую дорогу. И с каждым днем она понятней мне: В ней поровну всего! И я доволен Не только тем, что хлеб в моей суме, Но также тем, что этот хлеб — присолен.