Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая
вернуться

Браиловский Александр Яковлевич
Шрифт:

Мост вздохов

Как мрачен в кровавом закате Тяжелый тюремный карниз! Мост вздохов [105] , молитв и проклятий Над черным каналом повис. Налево — дворец лучезарный, Ряды раззолоченных зал, — В них где-то таился коварный Всесильный паук — Трибунал; Под крышей свинцовой направо — Ряд каменных узких мешков… От блеска, почета и славы До гибели — двадцать шагов.

105

Мост вздохов. — Мост в Венеции, по нему вели осужденных в тюрьму Пьомби, находившуюся в верхнем этаже здания Трибунала. Под крышей свинцовой направо… — Крыша тюрьмы Пьомби (в пер.: свинцовая) действительно была сделана из свинца.

Равенна

I. «Давно столица экзархата…»

Давно столица экзархата Уездным стала городком; Над ней — закат, но нет заката Воспоминаньям о былом, И неувядший блеск мозаик Сквозь муть пятнадцати веков, — Как взлет вечерний птичьих стаек, — Все так же древен, так же нов. В мозаиках — все неизменно, — Жизнь застеклилась на стенах, — И видит старая Равенна Былое, как в зеркальных снах. И в те же сны с благоговеньем Здесь в храмах я вперяю взгляд, И византийские виденья Со мной о прошлом говорят.

II. «Закат снижается, бледнея…»

Закат снижается, бледнея, Вдоль стен кудрявится акант, Вхожу под купол мавзолея, Где погребен бессмертный Дант. Внутри над ветхими венками Звучит стихами тишина, И так же здесь душа, как в храме, Благоговения полна, — Здесь веет славою нетленной, Перед которой время — прах, Здесь вечность грезит вдохновенно, Заснув у Данта на руках [106] .

106

Здесь вечность грезит вдохновенно,//Заснув у Данта на руках. — Перефразированы блоковские строки из стихотворения «Равенна»: «Ты как младенец спишь, Равенна,//У сонной вечности в руках».

Рим в снегу

Не яблони ли в небе отцвели? Не мотыльков ли белых кружит стая? Не лепестки ль, не крылья ли, блистая, В морозный день на старый Рим легли? Нежданный гость полуденной земли — Везде белеет пелена густая, Покрыта ей и улица пустая, И древний храм, и пышный парк вдали. Когда мороз под ледяным забралом Шагает вдоль по улицам пустым, Покрытым серебристым покрывалом, — И чуждый мир мне кажется родным, И близок мне — в уборе небывалом — Великий город семихолмный Рим.

Три смерти

Их было трое — молодых прислужниц В известной всем таверне Азэлины, — Все три — красавицы: Сиона дочь Мария, Гречанка Эгле, Смирна из Египта. Когда дохнул огнем Везувий на Помпею И раскаленный град камней, песка и пепла Низвергнулся на обреченный город, Веселая таверна опустела. Все завсегдатаи мгновенно разбежались, — Кто — по домам, кто — к Сарно, кто — на взморье, И три красавицы покинули таверну, И все в один и тот же час погибли… Прошли века. Обличье тела Смирны Нашли среди других у алтаря Изиды, А тело Эгле — в парке пышной виллы — В объятиях патриция Марцелла, У цирка в портике нашли Марии тело, — Она в земном поклоне там застыла Пред камнем, на котором был изваян Из слов молитвы «Pater noster» крест.

Песчинка

Как сыплются песчинки дней В клепсидре жизни струйкой серой! Как мало их осталось в ней, И сколько в каждой ясной веры, Что нет движению конца, Что в должный миг всегда готова Рука премудрого Творца Перевернуть клепсидру снова. И, краткий вниз свершив полет, Песчинка средь других ложится И ждет, когда придет черед В движенье новое включиться, Чтоб в этом новом череду Опять катиться — без заботы О том, в каком она ряду, Среди кого, какой по счету.

На пороге

Сжигающая боль в груди, В глазах — мельканье белых крылий, И чьи-то руки впереди Из жизни дверь мне растворили. За нею нет земных дорог, Не знаю я, — там сон иль бденье… Как страшно перейти порог! И что за ним? — полет? паденье?.. Ответов нет. А боль острей, Метелью стали крыл мельканья… О, поскорей бы, поскорей Прервался ужас ожиданья! Откройтесь, бездна или твердь, Коль срок настал покинуть землю! — Я принял жизнь, приму и смерть, Но страха смерти не приемлю.

«Было в комнате только одно…»

Было в комнате только одно Чуть серевшее в мраке окно, Но — луна показалась едва — Неожиданно стало их два. Лунный луч в серебристом огне Прилетел и прижался к стене, И раскрылась стена, и за ней — Легкий танец прозрачных теней. За окном настоящим слышны Говор, смех, переплески волны, А за лунным окном — тишина Глубока, безмятежна, ясна. Где мой мир? За каким он окном? В надоедливом шуме земном Или в светлом молчаньи луны На холодном экране стены? Пусть стена преграждает мой взгляд, — Для мечты не бывает преград, И купаюсь я в лунной тиши, Как в стихии, родной для души.