– Он говориль выйдем будем поговориль. Я выйдиль он меня ногой удариль. Зачему?

Но, при всей своей наивности, цену на джинсы они не спускали.

А моя джинн'oта всего за 30 руб., какая-то невнятная бразильская хрень, и не трётся вовсе, не то что Лялькины «Levi’s».

Поэтому, хотя в тёмных очках вечером плохо видно, на танцах они себя оправдывали, прикрывая нищету в джинсах.

На площадку мы зарулили уже после перерыва, толкучка шла полным ходом.

Брат пошёл поискать свою девушку, а я тормознулся возле сцены, стою – слушаю.

Соло-гитарист у Баши неплохой, без натуги играет.

Тут какой-то хлюст из толпы нарисовался и вылупился на меня. Ну, ещё бы – такие патлы, столичный вид. Он позырил и ушёл.

Я дальше стою и минут через несколько смотрю – опять он, но уже с каким-то кентом.

Подваливают ко мне, синхронно так назад откачнулись и – летят в меня два кулака.

Я в плечо принял, но общая масса двойного удара меня смела и я, типа, улетел в другое пространство.

Без балды – другое, как будто под воду.

Звук танцев моментально отключился и я лечу, вернее, качусь по бетону площадки.

А с разных сторон несутся на меня ноги и стараются нанести удар. Причём ноги, почему-то, не цельные, а обрезки какие-то, вот от ступни и до колена.

Так и просвистывают отсюда-оттуда, только беззвучно. Но не попали.

Я вскочил и запрыгнул на скамейку под круговой оградой. Спиной к трубам.

Тут и звук вернулся.

Девушки визжат, Баша в микрофон:

– Друзья, пожалуйста, соблюдайте…

А перед скамейкой несколько хлопцев лицом ко мне и один, плотный такой, кричит:

– Ты кто? Ты кто? Очки сними!

Я «мону лизу» сдёрнул и кто-то крикнул:

– Из «Орфеев»!

Это оказались хлопцы с Посёлка, хоть я их и не знал. Они взяли меня в плотное кольцо и с площадки вывели, а сами вернулись на общую разборку.

В тот день резаки с Деповской хотели доказать, что Лунатик их территория.

На выходе из парка я сошёлся с братом. У него была бровь разбита. Пришлось идти на Вокзал и замывать кровь под краном в мужском туалете.

Труднее всего найти рукавицы, что сам же заткнул себе за пояс.

Я ходил грабить плантации конопли аж чуть ли не до Кандыбина, а тут за забором, в соседском огороде густая рощица растёт.

Ограниченный кругозор – вдаль смотрю, а под носом не вижу.

Пришлось восстанавливать историческую справедливость.

Чтоб замести следы, я перебросил срубленные у соседа кусты через дальний забор на улицу, а потом уже через свою калитку в сарай.

Проба показала, что качество на высоте. Я отнёс малость Ляльке, чтоб и ему запушистилось, не зря же он меня эти два года подогревал.

Подвалила удача – растворяй ворота.

В Нежине, в Графском парке, напротив кинотеатра стоит неприметная хатка, а рядом кусточков пять и совсем без забора. Как тут не пошефствуешь?

Но встала проблема хранения собранного без потерь.

Отнести в общагу? Под койку? Не смешно.

Я обошёл здание, выискивая подходящий закуток, но всё безрезультатно, пока не увидел стол в умывальнике на четвёртом этаже.

Не такой, как в комнатах студентов, а с ящиком под столешницей.

Не знаю как он там оказался и долго ли ещё простоит, но при таком безвыходном положении – не бросать же в парке под кустом – взял всю траву и в ящик тот засунул. Только стол развернул и к стене придвинул, чтобы в глаза не бросалось.

Потом по мере надобности заходил отщипнуть на день-два потребления.

Мои однокурсницы вернулись из колхоза в шоке.

Притихшие такие, призадумавшиеся о смысле жизни. То есть, правильно ли они в ней разобрались?

Оказывается, во время шефской помощи какому-то колхозу два тамошних хлопца подрались на ножах.

Из-за кого? Из-за Тани, что со мной в одной группе учится.

В прошлом году эти твари безжалостные – мои однокурсницы – попросили меня прикинуться, будто я влюбился в неё.

Для смеху просто, уж до того она неприметная и невзрачная.

А меня – тупого лосяру – долго подбивать не надо:

– Таня, я тебя люблю всей глубиной! А какое твоё взаимное чувство?

Два дня на переменах приставал, пока не попросила оставить её в покое. Чуть не плакала.