Чомбе придумал чем нас занять.

За пару дней до окончания стройотряда на автобазу снова приехал Саша Чалов. Просто так – распить солнце в бокале.

Слегка встряхнув свой портфель, он, как обычно, продекламировал своё любимое четверостишье:

Одна звенеть не будет,

А две звенят не так,

Когда такие люди

В стране советской есть.

Последняя строка, безусловно, обламывает всякую рифму, но, вместе с тем, нисколько не снижает оптимистичность звучания и воодушевляющий посыл.

Кочегары-«химики» помогли разобраться с содержимым портфеля, вышло по бутылке на рыло – никто не ужрался и Саша Чалов уехал.

Помидор с Юрой хотели уже уходить, но по дороге постучали в дверь комнаты девушек. Дверь оказалась запертой.

Они постучали настойчивее, а потом расшалились, вспомнили своё школьно-хулиганское отрочество и начали засовывать под дверь листки горящей бумаги.

Девушки за дверью оборонялись водой из чайника.

Валяясь на койке я занял позицию подстрекателя и орал в потолок:

– Ату их!

Во мне вдруг вспыхнула злоба на весь женский род, типа, из-за них всё так наперекосяк, и так нудно, и что сам не знаю чего мне надо. И я продолжил орать гадости.

Будь дверь открыта с самого начала, «химики» просто зашли бы потрандели и вышли, но теперь в них играл охотничий азарт.

Разумеется, пребывая под дамокловым мечом отправки обратно на зону, они не собирались усугублять ситуацию, но бедным девушкам было не до всех этих логических выкладок.

К ним в комнату ломились зэки и, что ещё страшнее, я дурнуватым голосом вопил из общей спальни:

– Суки! Волчары! Пидараски!

Наконец, один из физматовцев подошёл к моей койке и сказал, что так нельзя.

Я крикнул Помидору, что хватит уже и они с Юрой сразу умотали.

У «химиков» с логикой полный порядок.

Назавтра я постучал в дверь девушек. Она была не заперта.

Я зашёл и попросил прощения.

– Боишься вылететь из института? – спросила та, которая шатенка.

Вряд ли бы она поверила, что мне просто стыдно. И вряд ли б поняла, что я уж и сам в толк не возьму – боюсь, или хочу исключения.

( … а всё же до чего иногда хочется плюнуть самому себе в рожу.

Но из песни слова не выкинешь и вся эта мерзость это тоже – я…)

з заработанных в стройотряде грош'eй я купил куклу Леночке.

Конечно, сам бы не догадался, но радиостанция «Маяк» по три раза на дню крутила самый модный тогда шлягер:

Папа подари!

Папа подари!

Папа подари мне куклу!..

Так что по ходу дня где-нибудь да и услышишь. Или уже сама по себе начинает крутиться в мозгу, покуда – клац! – а ведь это идея!

За куклой я поехал в Универмаг, но кукол там не оказалось.

И нечего валить всё на эпоху дефицита, эпоха ни при чём, что тормознутому идеи с запозданием доходят.

Пришлось покупать собаку. Тоже самую дорогую и ростом ростом не меньше метра – в штанах и рубахе.

Такая же, практически, кукла, только голова собачья.

Леночка росла здоровым ребёнком, ходила в детский комбинат «Солнышко», недалеко, в яблоневом саду на Первомайской.

Весь сентябрь я её отводил и приходил забирать, потому что кто работал в стройотряде освобождается от шефской помощи колхозам.

Бороду я сбрил, а патлы оставил и один раз пошёл с братом на танцы.

В Лунатике на танцах вместо «Шпицов» играл уже Саша Баша.

Мой брат отслужил два года срочной службы на космодроме Байконур и с него взяли подписку, чтоб двадцать лет не покидал страну, даже на курорты социалистической Болгарии нельзя, а вдруг проболтается, что на Байконуре кроме космонавтов еженедельно запускают экспериментальные баллистические ракеты?

Когда мы с ним пошли в Лунатик на мне, помимо длинных патлов, были ещё тёмные очки в оправе «мона лиза».

Вечером тёмные очки ни к чему, но тонкая оправа «мона лиза» считалась попс'oвым символом модного чувака. Так же, как и потёртые джинсы.

Их толкали по 120-150 руб., что больше среднемесячной зарплаты рабочего.

Доставку джинсов в Конотоп осуществляли смуглокожие алжирцы, обучавшиеся в инженерно-строительном техникуме.

Эти алжирцы до того наивные.