Во время Черниговского княжества там крепость стояла для обороны от татар, литвы, или новгородцев – это уж кто нагрянет.

А теперь от крепости всего одна башня осталась.

От башни крутой спуск к реке Снов с песчаными берегами; за мостом и сосновым лесом два лагеря бок о бок: «Юный строитель» и «Юный химик», а дальше уже пшеничные поля.

В «Строителе» я практиковался на должности подменного воспитателя.

То есть, когда воспитатель какого-нибудь отряда уезжала в Чернигов, я присматривал как дежурные её отряда расставляют в столовой еду на завтрак-обед-полдник-ужин и при выводе детей на речной пляж следил, чтобы пионеры не плескались за пределами железной сетки-решётки, а только в огороженной части русла реки.

Уезжали воспитатели не часто – дорога до Чернигова не близкая – так что основная моя работа заключалась в передаче музыки из радиоузла и в объявлениях отбоя на «мёртвый» час и на ночь.

Я почему-то делал это пидарастическим голосом:

– Вынимание! В лагири абивляица аутбой. Павтаряйу! Вынимание – аутбой!

В радиоузле жила старшая пионервожатая, а за стеной находился небольшой спортзал, но без всякого оборудования, кроме одной койки, на которой я спал.

Дверь в дальней стене спортзала выходила на сцену небольшого зрительного зала под открытым небом в окружении сосен.

Я валялся где попало, читал что подвернётся в лагерной библиотеке и отпускал бороду, потому что после лагеря собирался ехать в студенческий стройотряд.

Одним словом, вёл образ жизни небритого отщепенца.

Должность старшей пионервожатой исполняла моя однокурсница, Ирина из Бахмача.

Мне как-то не сразу дошло, что она меня обхаживает, пока не пригласила в старинную башню Седнева, где встроен романтический ресторан.

Стены там в полтора метра, а из бойниц видно как по равнине, далеко внизу, галопом пролетают тени облаков, словно всадники разбойной ватаги.

Она угощала ликёром из ежевики. Мне не понравился – слишком приторная хрень.

За два года обучения у неё явно поменялись приоритеты и взгляд на жизнь, по сравнению с той ночью, что мы с ней провели на первом курсе.

Однако, всерьёз воспринять её в практических целях я не мог.

И дело вовсе не в злопамятности, типа «ах, не дала, так теперь иди погуляй».

Нет, я не такой.

Всё из-за моей послушливой исполнительности; мне один раз скажут «нет» и я послушно отступаю, а чтобы впоследствии я снова приступил мне нужно сказать «иди сюда».

Она же понадеялась обойтись ликёром.

Не мог я сосредоточиться и на другой практикантке, тоже Ирине, но уже из Нежина – на дочери проректора Будовского.

Во-первых, мне не импонировала его лысина и общий моральный облик, а во-вторых, сразу ж видно, что она ещё целка.

Так что лавры первенства, вполне предсказуемо и неизбежно, достались блондинке-физруку, опять-таки Ирине, но из соседнего лагеря.

Сначала мы встречались с ней на берегу реки в сопровождении её «спидолы», но в моём спортзале оказалось теплее.

Один раз меня посетила группа гостей: Славик, Двойка и Петюня для игры в преферанс и Света для всего остального.

После игры мальчики побегали по спортзалу за ёжиком, которого в тот день принесли ко мне пионеры.

Я попросил их не мучить животное и они переключились на подслушивание эротических арий из радиоузла, где Ирина из Бахмача принимала приехавшего к ней в тот же день гостя, тоже из Бахмача.

Я выдал мальчикам лагерные одеяла – не спать же им на голых досках, и выключил свет.

Света, имевшая законное право на часть моей койки, исполнила с этого возвышения для трёх, притихших вдруг на полу меломанов, концерт для флейты без оркестра.

В другой раз я съездил в Нежин, типа, на выходной, но повёл там себя как свинья.

Облопался колёсами и, обедая в столовой на вокзале, хотел уснуть на тарелке с борщом.

Иру это возмутило и она ушла.

Пришлось Славику, который тоже ехал в Чернигов, тащить меня, как овощ, в дизель-поезд.

Потому что ветка до Чернигова не электрофицирована.

В дизель-поезде я проспался, но мне всё равно было нудно. Как и большую часть той практики.

Нудно, что соврал мужику в поле, который спросил из какого я лагеря.

Зачем сказал, что из «Химика»?

Нудно, что когда в лес, на чьей-то папиной «волге», заехали черниговские недоросли, начали блатовать и один из них достал красивый нож-тесак, я заоглядывался за какой-нибудь палкой, хоть видно ж было – он только и ждёт, чтобы у него отняли.