Он завернул меня в дворы пятиэтажек, выбрал правильный подъезд и проследил, чтоб я не сверзился на тёмной лестнице незнакомого подвала.

Затем он повёл меня по длинному коридору до того места, где рассеянный свет из проёма приямка обнаруживал опёртую о стену кроватную сетку. Оставалось лишь опустить её на пол и самому опуститься на неё. Кожух и шапка послужили спальным мешком.

Проснулся я в негнущемся состоянии, но всё же успел на последнюю электричку до Нежина.

На следующий выходной я снова вызвался сходить в аптеку за лекарством, если мать напомнит название, но она сказала нет, уже не надо.

В фойе Нового корпуса проводился предновогодний вечер танцев для студентов.

Мы с Ирой танцевали там и какая-то преподавательница с биофака пришла в восторг и объявила нам, что мы созданы друг для друга.

Приятно такое слышать, тем более от разбирающегося в особях специалиста.

Но потом у меня разошёлся зиппер на джинсах. Длины свитера не хватало прикрыть эту прореху.

Тогда я, в пустой аудитории, попытался пристегнуть свитер к низу ширинки неизвестно откуда взявшейся у Славика булавкой.

Это не помогло, потому что стреловидно оттянутый свитер начал напоминать девочк'oвый купальник-трико, а меня мучило постоянное опасение, что булавка расстегнётся и уколет если не в одно, так в другое точно что-нибудь.

Пришлось пойти в общагу и переодеть джинсы.

Обычно запасной одежды я в комнате не держал – в чём приехал из Конотопа, в том и уехал. Однако, в тот раз как-то так сложилось – я привёз нарядные джинсы для танцев.

По возвращении в фойе, я застал Иру в увлечённой беседе с каким-то молодым человеком. Он мне сразу не понравился, несмотря на то, что оказался кем-то из её давних знакомых.

Вероятно, я не смог скрыть своей к нему неприязни, и та стала взаимной.

До рукоприкладства дело не дошло, но мы с ним перешли на угрожающие тембры голоса.

В какой-то момент я отвлёкся от этого противостояния, взглянул на Иру и – поразился.

Она цвела счастьем.

Никогда прежде я не видел столько радости в её глазах.

По пути домой она доказывала мне неправильность моей реакции на нормальную ситуацию, а я в пол-уха оборонялся и укладывал в голове новое открытие.

( … женщина – это самка, для которой миг наивысшего блаженства тот, когда два самца готовы сшибиться ради неё рогами. За неё, за призовую самку.

Вот так-то вот.

Пигмалионишь, превращая статую в живую плоть; пашешь как папа Карло, а потом кто-то явится на готовенькое.

Неадекватно получается…)

Новый год Ира встречала в общаге.

До её прихода я сервировал стол на двоих, а потом вдруг решил сделать ей сюрприз, точнее – новогодний подарок.

Меня как-то приучили думать, что чем дольше, тем лучше.

В смысле б'oльшая продолжительность акта является показателем его качественности.

Человечество нашло немало путей к повышению качества.

Простейший – хряпнуть стакан-другой, но на этом пути нужна правильная закусь. Проспер Мерим'e, например, рекомендует блюда из петушиных гребней.

У меня не было даже сала.

Пришлось идти другим путём и, опираясь на жизненный опыт, изыскивать иные средства.

Опыт подсказывал, что из двух актов второй всегда длиннее.

Так что я решил предварить акт актом.

По коридору как раз бегала Пляма.

Я не стал излагать ей всю подоплёку моего неожиданно возникшего к ней интереса и объяснять, что собираюсь использовать её исключительно в целях технического содействия.

Хотя такая откровенность её бы не задела.

Она и не такое видела в киевском университете, откуда перевелась на наш англофак во избежание отчисления за блядство.

Возможно, имелись и какие-то другие причины – она упоминала вскользь, что её муж вообще ничего не носит под джинсами.

Ну, не знаю; для меня всё это слишком сложно.

Техническая помощь проводилась в нейтральной, разумеется, комнате и орогенитальным способом, но, увы, безрезультатно.

Возможно из-за её предупреждения не мять ей груди – у неё там нет эрогенных зон. Не помогли даже кудряшки цвета воронова крыла и очки, которые она так и не снимала.

А ведь какой был стройный план!