Жена Жомнира, Мария Антоновна, бесшумная женщина с седыми до чистой белизны волосами, дала мне книгу стихов Цветаевой и заставила её полюбить.

Прежде я считал, что поэтессы способны лишь кружева плести, в смысле, выдавать дамское рукоделье за высокую поэзию.

Марина не такая, она умеет, когда надо, насиловать слова.

Я вспомнил её в тамбуре электрички, когда ехал из Конотопа.

Туда я продолжал ездить, хотя и не так часто. Из чувства долга перед Леночкой.

Она всегда была хорошим ребёнком и я её даже любил.

Просто как-то не умею я играть и сюсюкать с детишками. Больше, чем на десять минут меня не хватает.

В тамбуре я покурил и вдруг ни с того, ни с сего начал ощупывать лацкан своего верблюжьего пальто. В его уголке пряталась длинная портновская игла целиком вонзённая между слоями материи.

Достать её оказалось непросто. Тоже самое повторилось и со вторым лацканом.

( … вонзённая игла – точь-в-точь как в той ранней поэме Цветаевой…)

Я выбросил иглы в прорези над стеклом двери грохочущей к Нежину электрички.

Откуда они взялись? Воткнула мать, как в той поэме? Или купил их вместе с пальто у Алёши?

И что заставило меня найти их?

( … на некоторые вопросы я так и не смогу узнать ответа.

Никогда…)

Тёщу беспокоили мои визиты к Жомниру. Она переживала чем меня там угощают – лишь бы не варёной колбасой.

По-видимому, она боялась, что колбасой можно перепрограммировать человека, сделать из него зомби, как в фильме «Матрица».

Она не знала, что я – робот нового поколения, которые зомбируются через печатный текст.

А ничего, Гаина Михайловна, что Жомнир скормил мне книгу Гессе, в прозе которого один абзац может тянуться страницы полторы?

( … о том, что печатный текст через зомбированного меня воздействует на окружающую действительность мне стало известно из личного опыта.

Например, в туалете квартиры родителей Иры для гигиены нарезан журнал «За рулём».

Сидя на унитазе, я прочитываю статью о большегрузных автомобилях, прежде, чем употребить её в качестве туалетной бумаги.

Выхожу из дому – опаньки!

Улицу Красных партизан невозможно перейти – запружена потоком КАМАЗов и БЕЛАЗов.

Потом мне, конечно, вкручивают, будто на московской трассе ремонтировали дорожное покрытие и направили движение в объезд, через Нежин.

Так они с этим ремонтом ждали пока схожу прочесть нарезку из журнала «За рулём»?..)

Отношения с Гаиной Михайловной у меня сложились по классической схеме «зять – тёща», но с поправкой на интеллигентность относящихся.

Сперва всё шло нормально, но через пару недель она вдруг начала застёгивать булавкой отложной воротник своего халата.

Халат домашний, с глубоким вырезом, но я этого даже как-то и не замечал.

Но теперь деваться некуда – между булавкой и верхней пуговицей образовалась широкая прореха, а любая прореха притягивает взгляд.

Я не стал интересоваться у предыдущего зятя случался ли такой симптом раньше и с какой периодичностью. Просто пришлось держать взгляд на привязи.

Хотя что там увидишь? Женщина давно привяла.

Однажды мы с ней остались наедине во всей квартире. За окном вечерело.

Я сидел на диване, она стояла опёршись спиной на шкаф с зеркалом и рассказывала мне как её везли эшелоном в Германию. Её и много других молодых девушек.

Под стук колёс вагон пошатывало на стыках рельсов. Страшила неизвестность того, что будет дальше и очень хотелось пить. Некоторые девушки плакали.

Эшелон остановился в поле. Охранники распахнули двери вагонов и что-то кричали – она ещё не знала немецкого.

Неподалёку в ложбине протекал ручей. Им жестами показали, что можно к воде. Они радостно бросились к ручью; пили, умывали лица.

Вдруг раздались крики и застрочил автомат – одна из девушек хотела убежать и её убили.

Обратно к вагонам их всех провели мимо убитой.

Она лежала на спине с открытыми глазами и была такая красивая.

В комнате сгустились сумерки, Гаина Михайловна стояла приложив ладони к дверце шкафа за спиной, опустив голову над убитой красавицей. Сейчас она была там и чувствовала себя той молодой Гаиной.