– Кстати, о молитвах, - Калеос, аккуратно нарезающий краюху хлеба на части острым кинжалом, посмотрел на Таллага.
– Шаманы зверолюдов, как эльфийские сестры дракона, наши чародеи или же рунные жрицы дворфов, не говоря уже о местных целителях и священниках, могут снимать следы Скверны с вещей, я прав?

– Могут, - буркнул Таллаг, разливая вино по глиняным кружкам.

– А ты, как шаман, умеешь такое?

– Типа того, - снова согласился зверолюд, чем вызвал недоуменные и удивленные взгляды.
– Что? Думали я бездарь?

– Ну, ты никогда не говорил о своих способностях, а в бою от тебя кроме молний ничего не дождешься.
– Эльф смахнул с лезвия кинжала крошки и указал им на рукоять Громовержца, выглядывающую из-за плеча своего хозяина.

– Так мы раньше особо с демонами и не дрались, - Таллаг передернул широкими плечами.

– Но дрались недавно.
– Возразила Исель, подавшись вперед, и пламя свечей осветило ее овальное лицо с острыми чертами.
– Почему ты не сказал гиритцам о своих способностях?

– А толку-то?
– хмыкнул зверолюд, усаживаясь на шаткий стул и глядя, как насторожилась Миаджи, уставившись на жалкое подобие двери, прикрывающее вход в комнату. Кисара, так же, выглядела обеспокоенной, будто прислушиваясь к самой себе, но Таллаг не стал заострять на этом внимания, продолжив: - Гиритцы уверены, что лучше остальных и если считаются, то только со жрицами Лигеи и ее паладинами. Думаешь, они поверили бы шаману моего племени и подставили бы под угрозу, путь и выдуманную, жителей Ариарда? Им проще самим уничтожить все следы Скверны и, заодно, лишний раз доказать зевакам, что они их защищают.
– Я прав?
– резко развернувшись, Таллаг встретился взглядом с Фалконом, появившимся в дверном проеме.

– Прав, - кивнул гиритец, без приглашения войдя внутрь.

Даже без доспехов, монах, почти касающийся головой потолка, выглядел величественно, пусть и одет он было довольно просто - серые штаны и просторная рубаха, едва сходящаяся на широкой груди. Подойдя к столу, ветеран опустился на стул, развернув его так, чтобы видеть Миаджи.
– Присаживайся, - состроив кислую мину, произнес Таллаг.
– Заодно расскажи нам, почему мы отправились в Бродерио. Или вы с братьями настолько выжили из ума, что решили двигаться к цели через все Потерянные земли и исходить их вдоль и поперек?

– Я уже говорил, что вы все узнаете, в свое время. Мы ничего не таим от вас, просто вынужденная мера предосторожности, не более.
– По виду монаха было ясно, что он ничего никому не скажет, пока не получит на это разрешения от, скорее всего, Алектиса.
– А за приглашение, спасибо, - невозмутимо продолжил Фалкон, поправив висевшие на поясе ножны с широким кинжалом, годившимся обычному человеку в качестве короткого меча.

– Если я порчу тебе аппетит, гиритец, можешь сваливать к своим дружкам, потому что мне нравится здесь, - сказала Миаджи, глядя в огонь.

Фалкон оставил речь демоницы без внимания, так же, как и молчаливый вопрос окружающих о том, почему он пришел сюда, а не остался внизу с братьями. Монах лишь подвинул к Таллагу пустую кружку и зверолюд наполнил ее.

– Вы разве пьете?
– недоверчиво поинтересовался он, закончив разливать вино и поставив бочонок под стол.

– Сок виноградной лозы не запрещен, - ухмыльнулся в седые усы ветеран - гиритец, поднеся кружку к носу и глубоко вдохнув насыщенный аромат.

– Тогда почему бы тебе не выпить со своими братьями?
– прямо спросил зверолюд, глядя в глаза седому воину.

– Должен же кто-то за вами приглядывать, - Фалкон покосился на фыркнувшую Миаджи.
– Вас нанял Алектис и ему диктовать правила. Это не обсуждается.

– Значит, у нас нет иного выбора, кроме как терпеть твое присутствие?

– Именно, - просто ответил гиритец Таллагу.

– Видимо я чем-то прогневал Урсулу, - скорбно произнес зверолюд, залпом осушив свою кружку и звякнув ею о стол.
– Досадно.

Трапеза проходила в молчании. Быстро поевшие эльфы перебрались поближе к камину, а Кисаре кусок не лез в горло

Мысли заклинательницы о назначении Фалкона лишь утвердились с его приходом - гиритец наблюдает за ней и за Миаджи, чтобы, в случае чего, защитить или убить, в зависимости от обстоятельств. Подобные размышления не принесли южанке никакой радости, включая аппетит и хорошее настроение. Отодвинув от себя тарелку с почти не тронутой едой, девушка подошла к камину, сев рядом с Миаджи. Девочка сразу же воспользовалась этим и устроилась поудобнее - положив голову Кисаре на колени.

Слушая стук дождевых капель по крыше и окнам, южанка уставилась на извивающееся в танце пламя, впав в меланхолию.