Я выдохнула. С облегчением и тоской. Мне вроде бы как стало полегче, с одной стороны, а с другой, мне, если честно, хотелось навзрыд разрыдаться.

Вебер молча смотрел на меня, поджав губы. Его каре-зелёные глаза искрились каким-то пониманием, что ли. Не знаю. Знаю, что взгляд потеплел. Словно бы печаль, которая его давненько мучила, как-то отступила. Впрочем, под натиском таких чистосердечных признаний всё что угодно на задний план отступит.

– А ты обо мне подумала? – вдруг спросил Вебер.

Он нахмурился и помрачнел. Я уставилась на него, ничего не понимая.

– О чём ты?

– О том, как я теперь должен жить, зная то, что ты мне сейчас выдала? – невесело хмыкнул Вебер.

Я пораженно замерла на месте. Меня так и перекосило от возмущения. Взмахнув руками, я тут же опустила их, хлопнув себя по ногам.

– И когда это ты таким ранимым стал, чтобы потом плохо жить с тем, что я тебе, как ты выражаешься, выдала?

– Дело не в этом.

– А в чём тогда?

Вебер пошёл ко мне. Подойдя, он обхватил ладонями моё лицо и посмотрел на меня так, как никогда раньше не смотрел: строго, но с той теплой, внимательной нежностью, которую я и не надеялась, что мне когда-нибудь кто-нибудь адресует. Тем более, Вебер… Разве… он что-то чувствует ко мне более сильное, чем нечто братское, дружеское?.. Я поверить в это не могла.

– А в том, что я, Маша, итак с самого начала нашего путешествия делаю всё, что в моих силах, чтобы лишний раз не думать о тебе. Не прикоснуться, не сделать неосторожного шага, попытки, которые приведут меня к тому, что я упаду в эту… пропасть, а потом оттуда не вернусь. У меня никогда такого не было. Ни с кем. Никогда и не будет, я уверен. Но это совсем не повод для того, чтобы мы с тобой были вместе.

– Почему?
– тихо спросила я, ощущая, как внутри всё обрывается.

Я ведь даже и предположить не могла, что Вебер что-то чувствует ко мне… Господи, как же так?... Но разве мы сейчас не близки от самого настоящего счастья? Мы с ним вдвоем?...Почему же он говорит «нет»?

– Потому что ты на пятнадцать лет меня младше.

Я фыркнула и отвернулась, выворачиваясь из рук Вебера.

– Ты что серьёзно? – возмутилась я.
– И что теперь?

Гневно сверкнув глазами в сторону наёмника, я заметила, что он помрачнел ещё больше.

– А то, что через пятнадцать лет ты будешь смотреть на меня совсем по-другому, - отрезал он.
– Это первое. А второе, я думаю, что через пару лет, ты будешь смотреть совсем не на меня, увидишь молодого, красивого где-нибудь и сразу свинтишь к нему.

– Ах вот оно как!
– кипя гнева, яростно воскликнула я. Чёткими шагами пройдя в середину комнаты, буквально раздираемая потоком гневных мыслей и слов, в особенности – возмущением, я резко повернулась к наёмнику.
– Ну, спасибо, Вебер. Ты просто сама доброта. Спасибо тебе за честность и за то, что считаешь меня легкомысленной дурой, которая способна кинуть тебя таким вот… красивым образом.
– Я взмахнула рукой. Мои ладони сами сжались в кулаки.
– Знаешь, не все женщины такие, как твоя бывшая жена.

Вебер удивленно вскинул брови. Я заметила тень вины на его лице.

– Маша, я совсем не то имел в виду, - пробормотал он.
– Я не говорил, что ты так сделаешь, но я допускаю это, эту…этот сценарий. И я ни в коем случае не считаю тебя похожей на… мою бывшую жену. Маша.

Саша подошёл ко мне, попытался взять за руку, но я увернулась.

– Знаешь. Это просто смешно, - начиная реветь, продолжила я.
– Глупость какая-то. Почему это за меня решил, что я не могу тебя полюбить и быть с тобой счастливой?

Наёмник вздохнул, покачал головой и добавил.

– Ты просто не знаешь, о чём говоришь. И сама потом будешь страдать из-за этого.

Вернувшись к окну, я встала у подоконника, вцепившись в него с такой силой, будто бы он мог убежать от меня, и заревела ещё больше.

Через минуту хлопнула дверь. Вебер ушёл.

***

Ночь расплылась глубоким покрывалом, укутала узкие улочки, легла на крыши старинных зданий, впитала в себя запахи всех ныне погашенных костров, а ещё готовящейся еды и пороха.

Вебер все ещё не вернулся, хотя время близилось к двум ночи. Комендантский час на нашей улице уже давным-давно отгремел, а в Москве сложно договориться со стражами порядка. Хочешь гулять, гуляй хоть всю ночь, но там, где разрешено, а где не разрешено изволь.

Впрочем, вряд ли для Вебера нарушение установленного порядка выльется в нарушение, это же Вебер…

Я закрыла глаза. Ну, хватит уже плакать. Впрочем, и слёз-то больше не осталось. За последнюю неделю своей жизни я, кажется, выплакала все оставшиеся сбережения. Может, они мне и не понадобятся больше?... Надежда умирает последней.