— Я постоянно сожалею, — возразила тётушка Несбит, — что в молодости пренебрегала развитием своих умственных способностей. Подобно Нине, я предана была тщеславию и безрассудству.

— Странно, право, — сказала Нина, покраснев, — мне постоянно твердят об этом, как будто в мире существует только один род тщеславия и безрассудства. По моему мнению, учёные люди в такой же степени заражены тщеславием и безрассудством, в какой и мы, ветреные девочки.

И заметив, что Клейтон засмеялся, Нина бросила на него взгляд негодования.

— Я вполне соглашаюсь с мисс Гордон, — сказал Клейтон. — В этих сумасбродных, пустых занятиях, которые носят название курсов чтения, чрезвычайно много нелепости, прикрытой серьёзною маской, внушающею к себе некоторое уважение. Я нисколько не удивляюсь, что самые учебники истории, принятые в руководство в пансионах, поселяют в девочках на всю жизнь отвращение не только к истории, но и вообще к чтению.

— Вы тоже так думаете? — сказала Нина, показывая Клейтону вид, что его вмешательство вывело её из затруднения.

— Непременно так, — отвечал Клейтон. — Многие наши историки могли бы отличиться, если б составляли свои истории в таком роде, который бы мог заинтересовать молоденькую, исполненную жизни ученицу. Тогда и для нас, начитанных людей, чтение не имело бы снотворного действия. Тогда можно было бы сказать наверное, что девица, просиживающая теперь целую ночь за чтением романа, просидит целую ночь за чтением какой-нибудь истории. Роман только тогда может иметь свой интерес, когда события, случившиеся в действительности, передаются в нём со всем величием, роскошью и драматическою силою. Недостаток этого резче всего обнаруживается в всякой истории.

— В таком случае, — сказала Нина, — вы обратите историю в роман.

— Так что же? Хороший исторический роман всегда вернее скучной истории, потому что он сообщает более точное понятие об истине происшествия, тогда как скучная история не сообщает ничего, кроме факта.

— Теперь я могу откровенно признаться, — сказала Нина, — если я знаю что-нибудь из истории, так только одно, что вычитано мною из романов Вальтера Скотта. Я признавалась в этом учительнице; но она всё-таки утверждала, что чтение романов весьма опасно.

— И я скажу, что чтение романов весьма опасно, особенно для девиц, возразила мистрисс Несбит. В молодости моей чтение это чрезвычайно повредило мне. Оно развлекает ум и приучает к ложному взгляду на жизнь.

— О Боже! — сказала Нина, — бывало мы постоянно писали сочинения на эту тему;— я даже выучила наизусть, что чтение романов возбуждает ложные ожидания и приучает воображение создавать ложные призраки, радуги и метеоры.

— А между тем, — сказал Клэйтон, — все эти возражения применимы к совершенно истинной истории и именно в отношении к её истине. Если б история Наполеона Бонапарта была писана самым кратким образом, она бы вызвала эти же самые отражения. Читающий её непременно пожелал бы воспроизвести что-нибудь особенное из весьма обыкновенных явлений. Тут точно также возникло бы смешанное понятие о дурных и хороших качествах героя, воображение точно также пришло бы в напряжение. В обыкновенном рассказе этого не бывает, именно потому, что до некоторой степени он удаляется от истины. Потому-то он и не производит столь живого впечатления, столь живого происшествия, как рассказ о случившемся на самом деле.

Из этих слов тётушка Несбит вывела неопределённую идею, что Клейтон защищал чтение романов, и потому, чтоб опровергнуть его доводы, она сочла необходимым прибегнуть ж особенному своему способу рассуждения. Способ этот состоял в том, что она, в известные промежутки времени, повторяла одни и те же замечания, не слушая и не обращая внимания на возражения других. В силу этого она выпрямилась, приняла серьёзный вид и, обращаясь к мистеру Клейтону, сказала:

— Всё-таки я повторю своё мнение, что чтение романов не одобряю. Оно сообщает ложное понятие о жизни, и поселяет в молодых людях отвращение к их обязанностям.

— А я утверждаю, что это же самое возражение можно применить ко всякой, даже превосходно написанной истории, — сказал Клейтон.

— Чтение романов производит чрезвычайно много вреда, — заметила тётушка Несбит, — я никогда не позволяю себе читать сочинения, основанные на вымысле. Я предубеждена против них.

— Если б мне встретилась такая история, о какой говорил мистер Клэйтон, — сказала Нина, — я бы, наверное, прочитала её с удовольствием.

— Конечно; это была бы весьма интересная история, — сказал мистер Карсон, — она доказала бы, что можно писать о самых серьёзных предметах самым очаровательным образом. Удивительно, что до сих пор не является такой писатель.

— Что касается до меня, — сказала тётушка Несбит, — я ограничиваюсь исключительно тем, что практически полезно! Полезные сведения, вот всё, чего я желаю.

— В таком случае, — сказала Нина, — я очень жалкое создание, потому что не имею понятия о полезном. Во время прогулок в саду мне часто приходило на мысль, что зоря, шалфей и душистый майоран, так же милы, как и многие другие цветы. Всё эти растения употребляют же для начинки индюшки; почему же бы мне хоть одну ветку из них не употребите для моего букета? Ведь это весьма дурно с моей стороны, не правда ли?