— Точно так, — сказал Томтит, бежавший в главе молодого поколения негров, с полотенцем, перекинутым через плечо, и с неочищенным ножом в руке, между тем, как Роза, старый Гондред и многие другие вошли на балкон.

— Ах, Господи! — сказала тётушка Роза, — только подумать об этом! Зачем это богатые-то люди отпускают своих негров ко всякой дряни в услужение?

— Ничего, — сказал старый Гондред, — это хорошо! Мили уж слишком зазналась; стала задирать свой нос через чур высоко. Удивляться тут нечему!

— Убирайся ты прочь, старая язва! — вскричала тётушка Роза. — Я ещё не знаю, кто выше твоего задирает свой нос.

Нина, отпустив многочисленную свиту, сопровождавшую её до крыльца и состоявшую преимущественно из мальчишек и слуг, начала внимательно осматривать рану своей старой подруги. Пуля, действительно, слегка скользнув по руке, произвела однако же глубокую поверхностную рану, которая приняла воспалительное свойство, вследствие солнечного зноя и утомления во время перехода. Сняв перевязку с головы Мили, она увидела множество кровяных проселков от сильных и жестоких ударов.

— Что это значит? — сказала Нина.

— Это удары, которые нанесены мне. Он был пьян, дитя моё, и не знал, что делал.

— Как жестоко, как бесчеловечно! — сказала Нина, — посмотрите, — продолжала она, обращаясь к тётушке Несбит, — вот что значит отпускать людей в услужение!

— Нина! Я, право, не знаю, что теперь делать, — печально сказала тётушка.

— Вы не знаете?! Ну, так я скажу, что надобно делать! Во-первых, нужно перевязать эти раны и успокоить больную, — сказала Нина, суетясь около Мили, приготовляя перевязки и в тоже время, позвонив в колокольчик, чтобы подали тёплой воды.

— Успокойся, Мили! Я всё сделаю; стоит только захотеть, и я могу быть славной нянюшкой, во всех отношениях.

— Да благословит вас небо, дитя моё; мне становятся легче от одной уверенности, что я воротилась домой!

— В другой раз ты не поспешишь бежать от нас, — сказала Нина, начиная омывать и перевязывать раны. — Теперь ты похожа на что-то; ты можешь лечь в моей комнате и отдохнуть.

— Благодарю вас, милое дитя моё; но лучше будет, если я пойду в свою комнату; там-то уж я буду совершенно как дома, — сказала Мили.

И Нина с обычною энергией проводила Мили, спустила шторы, уложила её в постель, покрыла шалью и, несколько раз пожелав ей уснуть и успокоиться, удалилась. С нетерпением ждала она минуты, когда Мили проснётся; до такой степени тревожило её положение больной и до такой степени она интересовалась узнать подробности её рассказа.

— Какое бесчеловечие! — сказала Нина, обращаясь к тётушке Несбит. — Мы должны подать жалобу на этих людей, принудить их дорого заплатить за подобный поступок.

— Ах, Нина! — возразила тётушка Несбит, — это будет стоить значительных издержек и бесполезной траты времени.

— Ничего, — сказала Нина. — Я сейчас же напишу Клэйтону Я знаю, что он возьмётся за это дело с тою же горячностью, как и я. Он знаком с нашими законами и знает их применение.

— Всё же, Нина, без издержек это не обойдётся, — плачевным голосом сказала тётушка Несбит, — я знаю по опыту, что одна беда влечёт за собой другую! Если Мили не воротится на место, я должна потерять плату за неё. А уж это одно стоит всех судебных издержек! На будущее время ей следует быть поосторожнее.

— Ах, тётенька! Неужели и после этого вы хотите, чтоб Мили воротилась на место?

— Конечно, хотя и очень жалею; уже и это обстоятельство я ставлю за большую потерю.

— Тётенька, вы говорите, как будто кроме потери своей, вы о чём больше не думаете. Вы совсем не обращаете внимания на те страдания, которые ожидают Мили впереди.

— Напрасно ты так полагаешь; я очень сожалею Мили, — сказала тётушка Несбит, — я ещё более буду сожалеть, если она долго прохворает. Согласись сама, при моём положении мне необходимо отдать куда-нибудь в люди женщину, которая для меня совершенно бесполезна.

— Да, я узнаю её в каждом её слове, — сказала Нина тоном негодования, выбежав из комнаты и тихонько заглянув в дверь Мили. — Кроме себя, она никого не видит, никого не слышит, ни о чём не думает; до других ей вовсе нет дела. Как жаль, что Мили принадлежит не мне.

После двух-трёх часов укрепляющего сна, Мили вышла из комнаты довольно бодрою. Крепкая физическая организация и жизненные силы, постоянно находившиеся в превосходном порядке, давали Мили возможность переносить более обыкновенного. Нина успокоилась, убедившись, что нанесённые побои и рана не будут иметь дурных последствий и что через несколько дней Мили совершенно поправится.