Отец поднял ее на руки.

— Какая ты тяжелая! — рассмеялся он. — Совсем большая.

— Я уже давно не маленькая, папа. Ты только сейчас это заметил?

Но Алла все же засмеялась, когда он ее закружил. Почти как раньше.

— Папа, а когда вы пожар совсем победите, куда мы денемся?

Отец вздохнул.

— Еще ничего не известно, — сказал он, отпуская Аллу и принимая на руки Борьку, признавшего, наконец, в нем отца.

Затем он осмотрел их угол и сказал:

— Совсем темно тут у вас. И какое окошко странное. Маленькое, да мутное. Закоптилось видать.

В этот момент в подвал спустился невысокий и плотный пожилой мужчина, в котором Алла узнала их школьного завхоза Александра Павловича.

— Это ж куда мир катится, — вздохнул завхоз, оглядывая помещение. — Прямо в тартарары. Хорошо хоть нашу школу обошло стороной. Зареченская-то школа сгорела! А наша теперь напрочь забита погорельцами. Там сейчас такой раздрай! Столько хлопот! Столько... — он устало взмахнул рукой и снова повторил это необычное слово:

— Прямо в тартарары!..

— Тартарары1! — засмеялась Алла. Ее развеселило это слово. Ужасно катиться в глубокую черную пропасть. Но в тартарары — даже весело. Она повторила слово несколько раз, пытаясь защекотать Борьку. И не слышала, как завхоз, обращаясь к ее отцу, вздохнул: мол, как быстро ко всему привыкают дети.

— Тартарарррры! — Алла снова прорычала, продолжая шутливо пугать руками Борьку. Тот молчаливо улыбался.

Меж тем Александр Павлович по-хозяйски выудил из кармана лампочку и вкрутил ее в свисавший с потолка старый абажур.

Вспыхнул свет, заставивший всех зажмуриться. На самом деле не яркий, потому что глаза к нему очень быстро привыкли.

— Ничего, сейчас окошки ототрем, еще светлее станет. А то до ночи далеко, — сказал завхоз и объявил женщинам, что принес разный инвентарь и тряпки, чтобы они могли немного навести здесь порядок.

Оставив Борьку под присмотром отца, Алла вместе с соседками отправилась на улицу мыть закопченные подвальные окна. На улице дул сильный ветер, пахло гарью. К своему удивлению, крохотного оконца в стене со своей стороны Алла не нашла.

— Там нет никакого стекла, — доложила она, вернувшись.

— Как нет? — удивился отец и посмотрел на окошко. — Может, ты не к той стене подошла?

— К той, — ответила девочка.

Когда все, кто был рядом, посмотрели на Аллу, ей на секунду подумалось, что сейчас опять посчитают, что она что-то сочиняет, «Врушка Чокнутая».

Положение спас Александр Павлович.

— Это ложное окно, — пояснил завхоз. — Снаружи замуровано. Я еще прежде заметил. Непонятно зачем его сделали. Может, перестраивали дом и заложили кирпичами...

— А почему не темное? Будто светится? — спросил внимательный отец.

Стекло и правда, как теперь обратила внимание девочка, отнюдь не казалось темным. Скорее чуть-чуть блестящим.

Так вот что заставило ее посчитать окошко странным! Оно чуть-чуть, почти незаметно, блестело даже когда в подвале было мрачно и темно.

— Светится? Разве? — пожал плечами завхоз и подслеповато прищурился.

— Возможно, вместо стекла кусок старого зеркала вставили, — продолжил рассуждать отец. — Или фольгой заклеено. Вот и отсвечивает.

Найдя объяснение, он больше про окошко не говорил. И никто не говорил, будто сразу забыли. Только Алла продолжала думать о нем. Как перед тем, когда ее сморил дневной сон. Ей казалось необычным, что окошко действительно, странным образом будто светится изнутри, словно за ним включен тусклый фонарь.

Чтобы воображение снова не разыгралось слишком сильно, Алла прижалась к отцу.

— Папа, а ты был дома?..

Правильнее было сказать — там, где раньше был дом. Но Алла не могла сказать по-другому. Ведь она еще не видела своего сгоревшего дома.

Он погладил ее по голове.

— Был, дочка.

— А ты не видел, может быть, там остались какие-нибудь мои... — Она посмотрела на Борьку, — наши игрушки?

Папа вдруг встрепенулся.

— Аллочка, я совсем забыл, — сказал он и, хитро подмигнув, полез во внутренний карман.

Девочка задохнулась от радости. Она ожидала увидеть какую-нибудь свою игрушку. Лучше всего мамину кошечку! Неужели она чудом уцелела в пожаре, и папа ее нашел?!

Но он вытащил... солдатика для Борьки и блокнот с отрывными листами белой бумаги на пружинке, а к нему автоматический карандаш с тонким стержнем, который не нужно было точить.

— Вот, нашел на улице,— сказал он. — Кто-то потерял. Нелинованный, для рисования в самый раз. Я же знаю, как ты любишь рисовать. Совершенно новый и чистый. Даже удивительно, как он мне на глаза так попался, что я на него не наступил. И карандаш рядом — удивительно...