Фади решила не будить Толу и не следовать в одиночестве за странным незнакомцем. Он не казался ей опасным или зловещим, и, хотя любопытство охватило ее, усталость оказалась сильнее, и Фади, откинув голову, закрыла глаза.

Пробуждение настолько удивило ее, что в первый миг Фади не нашлась что сказать. Первым, что она увидела, была Тола, стискивающая острый камень и нависающая над ней с самым решительным видом. Преодолев изумление, Фади спросила:

– Уж не убить ли ты меня собралась?

Тола вздрогнула, будто была так сосредоточена, что не заметила ее пробуждения.

– Тише, госпожа, не двигайся, - прошептала она, крепче сжимая камень.
– Отец говорил, они не любят резких движений.

– Кто?

Только сейчас Фади почувствовала, что на груди у нее что-то лежит. Просунув руку под ворот платья, она вытащила на свет молодого желтобрюхого полоза, который тут же вцепился острыми зубами ей в ладонь.

– Это всего лишь полоз. Залез погреться, - ласково проговорила она, свободной рукой поглаживая светлое брюхо.
– Ты погляди только, дитя, как удивительна природа: я думала, эти твари живут в местах куда более теплых, чем это.

Полоз, очевидно, думал точно так же: стоило Фади снять его с себя, как он сделался вял и медлителен, разжал челюсти и улегся ей на руки. Ласковые поглаживания и вовсе расслабили его, и подросток, непонятно как оказавшийся так далеко в горах, был теперь кроток и спокоен.

Тола все еще не отпускала камень.

– У нас говорят, тому, кто убьет змею, семь лет горя не знать, - произнесла она, с отвращением и опаской глядя на полоза.
– Отец, когда убивает гадюку, приколачивает ее тело к дверям и всем хвалится, и после этого ему все удается. Он говорит, Небесному Отцу угодно, чтобы мы убивали злых тварей, за это он дарует нам удачу во всех делах.

Фади до смерти надоело слушать о том, что говорят в глухой деревеньке на краю леса. Слова Толы казались ей глупыми и омерзительными, а ее отец не понравился с того дня, когда она впервые его увидела.

– Небесный Отец никогда не станет желать гибели своим детям, - произнесла она.
– Тем более что этот полоз - мой счастливый знак. Я никак не ждала увидеть его сородичей в столь неприютном месте, а это значит, что скоро и Хаорте будет греться у моей груди. Иди, иди к своему царю, маленький змей, скажи, что его невеста спешит к нему и с нетерпением и радостью ждет встречи.

Поцеловав полоза, Фади вынесла его на залитую солнцем дорогу и отпустила прочь.

– Он поползет к Хаорте?
– с сомнением протянула Тола.

Полоз, вовсе не обратив внимания на просьбу Фади, медленно развернул кольца и направился в противоположную сторону. Фади это ничуть не смутило.

– Идем за мной, маленькая Тола. Ты чувствуешь, как сгустился воздух и потяжелело небо? Это темное волшебство творится вокруг. Цель близко, и на сей раз сердце не обманывает меня.

Тола подняла взгляд вверх, на безоблачное голубое небо с ярким солнечным пятном. Никаких зловещих чар она определенно не чувствовала, но в этот день ничто не могло омрачить настроения Фади.

Они шли почти до самых сумерек: погода благоволила им, и ни дождь, ни ветер не омрачали их путешествия. След золотой мыши вел на север, и с каждым шагом Фади чувствовала, как трещит от напряжения воздух вокруг. Все в ней ждало и боялось предстоящей встречи, и только Тола, видимо, ничего не чувствовала, послушно следуя за ней.

Когда солнце почти скрылось на другой стороне земли, внезапный толчок сотряс скалу под ними. Где-то неподалеку раздался оглушительный грохот, такой сильный, что Тола припала к земле, зажимая уши, а Фади отшатнулась в страхе. Казалось, сама земля выгнулась под ними, но жуткий звук умолк так же внезапно, как и послышался - лишь эхо еще некоторое время бродило между скал, приводя в ужас их гостей и обитателей.

– Что это было?
– Тола испуганно посмотрела на Фади, поднимаясь с земли.

– Может быть, землетрясение, - неуверенно отозвалась та, оглядываясь по сторонам.

Постепенно смолкло даже эхо земной дрожи, и над горами снова воцарился покой. Фади хотелось спешить вперед, невзирая на усталость и наступающую темноту, но Тола едва переставляла ноги, и им пришлось сделать привал на нешироком плато. Будто чувствуя себя виноватой в задержке, девочка наломала сухих ветвей боярышника и раздула костер. Как только они устроились возле огня с кусками вяленого мяса, страшный грохот, услышанный несколько часов назад, повторился снова. На этот раз он звучал громче и был ближе, и обе путешественницы замерли возле костра, чувствуя, как содрогается плато под ними.