Шрифт:
Маша встрепенулась, бросилась к вешалке и заскулила как побитая собака. Ей помогли одеться и, поддерживая, довели до машины.
У входа в реанимационное отделение из угла в угол метался капитан милиции. Он нервно потирал руки и разговаривал с врачом по-деловому.
– Сергей Николаевич, как состояние мальчика?
– Без изменений.
– А прогноз?
Медик развел руки в стороны и пожал плечами.
– Мне для протокола нужны показания ребенка.
– Пока он под действием препаратов и в ближайшее время вряд ли будет в состоянии отвечать на ваши вопросы. Не факт, что он вообще сохранит ясность ума. Ребенок слишком долго был без сознания.
– То есть?
– Серьезное нарушение функций мозга… – он оглянулся и перешел на шепот. – Вполне может перестать осознавать себя. Жить будет, а вот понимать происходящее вряд ли…
– Все так серьезно?! И как скоро это прояснится?
– Когда он хотя бы придет в себя. Кстати, кто его так?
– Один малолетний урод. Учительница заболела, вот дети и остались без присмотра. Болтали возле класса, как водится, подкалывали друг друга, хохотали. Проходивший мимо старшеклассник в кованых бутсах решил, что смеются над ним. Развернулся и со всей дури шарахнул ногой по голове первого попавшегося. Им оказался Миша. Падая, ударился головой о бетонную стену. В медицинском кабинете, как назло, никого не оказалось. Пока вызвали скорую, пока приехала бригада… – он замолчал, заметив Машу, и посторонился.
Бледная, без кровинки в лице, она едва переставляла ноги. Медсестра пояснила: «Действие укола». Врач и следователь с пониманием кивнули и усадили ее на кушетку.
– Не стану скрывать, Мария Андреевна, состояние вашего сына критическое. В сознание он пока не приходил. Скажу честно: не уверен, что это пройдет скоро и тем более бесследно для мозга.
– В каком смысле? – женщина с надеждой посмотрела в глаза человеку, в руках которого была жизнь ее мальчика.
– В самом прямом. Последствия могут быть непредсказуемые, вплоть до самых худших.
– Что это значит? – мать вцепилась в руку медика, ловя каждое слово. – Что может случиться?
– К сожалению, все уже случилось, – горько вздохнул он.
– Сергей Николаевич, скажите правду.
– Он может утратить… мозговую деятельность.
– То есть?
Глаза женщины едва не лопнули от напряжения. Она зажала руками рот, сдерживая крик. Врач прижал ее лицо к своей груди и стал успокаивать, гладя по голове.
– Успокойтесь, вы сильная и мужественная женщина. Произойти может всякое, – с горечью подтвердил он. – Никаких гарантий. Это – мозг. Он преподносит много сюрпризов. Мы как-то делали об этом передачу. Помните?
Маша судорожно всхлипнула. Сестра протянула ей воду.
– И что теперь делать? – одними губами прошептала она.
– Ждать. Древние говорили: время – лучший советчик. Положительный исход вполне возможен. Полагаю, что так оно и произойдет – организм молодой, здоровый. Будем надеяться.
Маша, наконец, заметила следователя.
– А вы здесь зачем?
– Снять показания, – растерялся страж порядка.
– С кого?
– С вашего сына, – закашлялся тот, – когда он придет в себя.
– Он придет, – убежденно заявила мать и посмотрела милиционеру в глаза. – Кто это сделал? Муж?
Поначалу последнее уточнение поставило следователя в тупик. Привыкший к любому развитию событий, он не удивился и лишь почесал затылок. А потом рассказал, что виновник – мальчик из очень неблагополучной семьи. Отец – надзиратель в колонии. Мать лишена права голоса. Дома – настоящая тюрьма. Дети – несчастные и болезненно неуравновешенные, состоят на учете у психиатра.
– А почему они учатся не в спецшколе?
– В гарнизоне такой нет. Будем решать, – обнадежил капитан. – Если ничего не случится…
– Уже случилось, – перебила его Маша. – Чего еще ждать?
– Товарищ капитан, займитесь текущими делами, – оттеснил служивого врач. – Когда ситуация прояснится, вам непременно дадут знать.
– Можно мне к сыну? – умоляюще скрестила руки Маша.
Медик, сожалея, покачал головой: «Не сейчас – он в реанимации. Только не плачьте – обещаю что-нибудь придумать». По лицу журналистки ручьями струились слезы. Сжатые кулаки побелели от напряжения. Она монотонно стучала ими по коленям. Врач подал знак медсестре, та понимающе кивнула и принесла шприц.
К счастью, в небесной канцелярии от Маши не отвернулись и впервые за долгие годы протянули ей руку помощи. Когда врачи уже не решались делать никаких прогнозов и прятали от измученной матери глаза, Миша стал понемногу выкарабкиваться. Сергей Николаевич позволил ей поселиться в палате сына. Маша брала в руки его ледяную ладошку, прикладывала ее к побелевшим губам и до хрипоты шептала ему о планах на будущее. Иногда ей казалось, что ресницы мальчика подрагивают как-то особенно. Тогда Маша сжимала кисти его рук и начинала в сотый раз пересказывать истории из детства. Шло время. Миша в себя не приходил, но результаты томографии уже позволяли надеяться на положительный исход. Так продолжалось еще несколько дней. Маша свято верила, что ее мальчик все слышит и помнит, просто его обессилившему мозгу требуется небольшая передышка.