– Благодарю за честь, – усмехнулась Маша, – но я спешу.

– Как знаешь, – гостья с достоинством удалилась.

– Нет, вы только посмотрите! – тут же взорвалась машинистка. – Тяжкий труд разнести стопку газет! И пять раз попить чай!

– Почему пять? – удивилась Маша. – У нас ведь семь замов!

– Но чай ей предлагают далеко не все!

Маше очень хотелось узнать, кто те двое, кто обходят Оксану своим вниманием, но уточнить она не решилась. К ее великому сожалению, зеркало и сервиз свидетельствовали далеко не в пользу Тополевского. Она поймала себя на мысли, что данный факт ей не приятен, но ничего поделать с собой не могла. Лгать Оксане не было никакого резона. Да она и была не из болтливых: лишнего не говорила и уж тем более не наговаривала. Размышления Маши прервала Любовь Евгеньевна, протянув коллеге стопку отпечатанных листов.

– Уже напечатали? Ну, вы и мастерица!

– У меня же не такая тяжелая работа, как у вашей приятельницы!

Женщины посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Поедете в студию прямо сейчас? Может, повремените? Я напою вас чудным чаем с лимонником, мятой и вареньем из морошки. А там подойдет время возвращаться в город нашей почтальонше. Уверена, она с удовольствием подвезет вас прямо до студии.

Маша с благодарностью посмотрела на машинистку:

– Далась вам эта Оксана! Она ведь, в самом деле, очень эффектная женщина и, в сущности, неплохой человечек. Просто очень одинокий.

– А гонору выше крыши!

– Быть может, это защитная маска?

– О какой защите вы говорите? Эта дама только нападает. Вот вы, кстати, не хотите воспользоваться машиной ее покровителя? Так?

– А вдруг водитель не поверит, что Оксана разрешила мне подсесть, – отмахнулась журналистка.

– Не в бровь, а в глаз! Она попутчиц брать не любит.

– Чтобы не привлекать к себе внимание, ведь прокатятся и непременно станут злословить за спиной.

– Ой, ли, – усомнилась Любовь Евгеньевна. – И почему только вы все время защищаете эту мадам? У вас ведь нет ничего общего!

– У нее, например, золотые руки, – Маша встала. – И открытое сердце. Спасибо за чай.

– Спешите на запись?

– Запись только завтра. А сегодня покажу текст цензору.

– Привет Тополевскому, – со значением пошутила коллега.

Спускаясь по лестнице, Маша сквозь окно лестничного марша увидела, как Оксана садится в «Волгу». Аккуратно придерживая полы роскошной шубы, она дождалась, пока солдат распахнет перед ней дверь, и только потом величественно забралась внутрь. Все ее движения были неспешными и грациозными. Было видно, что эта женщина умеет подать себя как никто другой. Журналистка нахмурилась и с грустью посмотрела на свое отражение в стареньком пальтишке. Печально улыбнувшись, она свернула к кабинету Тополевского. Текст передачи Маша согласовала еще накануне и шла только для того, чтобы убедиться, правду ли сказала Оксана. Если та ничего не додумала, и зеркала в приемной нет, это означает… Думать о том, что это означает на самом деле, совершенно не хотелось. Скорее, было немного страшновато. А если она просто нафантазировала себе о несуществующих знаках внимания со стороны Тополевского? Маша взялась за ручку двери и замерла. А если к Оксане полковник относится более тепло или даже… «Этого не может быть!» – гнала она от себя дурные мысли, но те упорно забивали голову. «Тополевский не такой, как все», – попыталась убедить себя журналистка. Но это был всего лишь женский протест. Вполне возможно, что она выдавала желаемое за действительное. От подобного предположения Машу бросило в жар. Она опустила руку и испуганно отшатнулась. Но тут же вернулась и осторожно заглянула в приемную. На месте, где еще вчера висело зеркало, зиял овал с не выцветшими от времени обоями. Женщина растерялась, на ее глазах выступили слезы. Анализировать, говорит ли в ней сейчас простая обида или нечто большее, времени не было. Аккуратно прикрыв дверь, она сделала шаг назад и нос к носу столкнулась с Тополевским. В его руках был чайник. Полковник смущенно улыбнулся: «Вода вот закончилась». «Значит, все-таки Оксана здесь была», – отметила про себя Маша.

– Милости прошу, уважаемая Марья Андреевна, – распахнул перед ней дверь Андрей. – Зябко, приглашаю вас согреться чаем.

– А вы не устали чаевничать? – ретируясь, упрекнула гостья.

«Бабник! Бабник! Бабник!» – размазывая слезы, повторяла она, спускаясь. Полковник смотрел вслед беглянке с явным непониманием.

Дома Маша накормила сына и принялась править текст. «Работа, работа, одна работа, – недовольно пробурчал Миша, укладываясь в постель. – А ребенку не с кем даже словом перемолвиться!» Мать присела рядом и провела рукой по его непослушным вихрам: «С утра мне в телестудию, а через два дня запись радиопередачи. Представляешь, сколько мороки? Но даю слово, что в воскресенье мы вместе сходим в лес или кафе». «И туда, и туда, и еще на фильм», – потребовал сын. «Это уже слишком, бармалеище! В кино сходишь с друзьями».

Вскоре от напряжения ее глаза стали слезиться. Маша отложила в сторону записи и занялась стиркой. Перед сном она полистала один из толстых литературных журналов. «Булгаков, не глядя на свое сугубо реалистическое образование (он был весьма неплохим врачом), так и не сумел выбраться из замкнутого круга мистических событий, происходивших с ним повсеместно. По воспоминаниям друзей, он обладал даром предвидения. Этот необъяснимый талант преследовал писателя многие годы и нашел отражение в его противоречивом творчестве…» Маша отложила в сторону статью: «Бред какой-то». Зевнув, она проверила, укрыт ли сын, и погасила свет.

На рабочем месте, еще раз пробежав глазами текст, она протянула машинистке десяток рукописных листов, исписанных ровным красивым почерком с обеих сторон. Любовь Евгеньевна удивленно покачала головой: «Союз писателей отдыхает!» На столе возле них зазвонил телефон. Журналистка удивленно посмотрела на часы и потянулась к аппарату.

– Это Онищенко, – раздался из трубки фальцет шефа.

– Трудно перепутать.

– Мария Андреевна, я на целый день уезжаю в войска и хочу посмотреть полный текст завтрашней радиопередачи, чтобы при необходимости внести правки.

– Он еще в печати, – заупрямилась подчиненная.

– Ничего, почерк у вас хороший, разберусь как-нибудь.

Машинистка, следившая за разговором коллеги и шефа, вернула записи. Вздохнув, Маша направилась в кабинет начальника. Не прошло и получаса, как тот позвонил снова и настоятельно попросил заглянуть.

Полковник, вальяжно сидя в кресле, которое ему было явно велико, сосредоточенно изучал текст. Маша, скрывая зевоту, села неподалеку и демонстративно посмотрела в окно.

– Написано, неплохо, но, на мой вкус, маловато событий.