– На сей раз в содержании.

– Я серьезно.

– Я тоже. Шеф показал мне красную карточку, а я не выбросила белый флаг. Как видите, пакую вещи.

– А вы зря шутите, – капитан оглянулся и, убедившись, что они одни, добавил: – На кой вам надо конфликтовать? Подумаешь, читают, не читают Булгакова. Кому это важно? Хотят они, – он ткнул пальцем в потолок, – считать, что мы кого-то не читаем – на здоровье. Уступите. Лично вас шеф тут же простит. Здесь все же спокойнее, чем в части.

– Вы находите?

Леонид торопливо кивнул в ответ: «Убежден».

– А я вот, знаете ли, не уверена. У меня такое впечатление, что я на линии огня, под снайперским прицелом. Всегда на передовой.

– Да, ну бросьте вы преувеличивать! Скорее это вы ведете необъявленную партизанскую войну. Осуществляете идеологическую диверсию, так сказать.

– Леня, вы сейчас свои мысли выражаете или как?

– Да бросьте вы эти изыскания! Признайте ошибку и не дурите, – миролюбиво посоветовал он. – Здесь комфортнее, и город совсем рядом.

– Завтра? – уточнила Маша.

– Что – завтра?

– Убыть? – она продолжила паковаться. – И в какую часть?

– Это ультиматум? – занервничал Тищук.

– Я по минному полю ходить отказываюсь. Мне не двадцать лет, и я не позволю собой манипулировать! Неужели я не вправе иметь свое собственное мнение и вынуждена всю жизнь угодливо кланяться в ответ на любой каприз руководства? Армия армией, а статистику еще никто не отменял! Булгакова читают! И делают это охотно!

– Вижу, от переговоров вы отказываетесь. Тогда получите предписание в соседнюю часть. Здесь неподалеку. На ваше счастье, им срочно требуется оформить Ленинскую комнату.

– Может, на их счастье? – иронично уточнила Маша.

– На ваше, на ваше, – заверил начальник. – А то мотаться бы вам снова по мотовозам. Смотрю и удивляюсь, как легко вы ко всему относитесь, – усмехнулся он. – Себя не жаль, так сына поберегите! Думаете, ваше везение вечное? Это пока вас ссылают ненадолго и участок работы дают бросовый. А я вот отъездил на мотовозе три года – теперь обратно в часть никаким калачом не заманишь. Знаете, каково там? Два раза в неделю наряд оттруби, начальству возразить не моги, а результаты – вынь и положь. Причем строго в указанный срок. А личный состав при этом шалит: то сбежит в самоволку, то напьется, то бац: драку учинит. А у тебя – персональная ответственность. После такой «школы» служба в штабе космодрома раем кажется. И это теплое местечко я ни на какие звездочки и должности не променяю. Меня армия кормит.

– Меня, кстати, тоже. Потому и призвалась.

– Вот и цените. Кто вы без армии?

– Человек. Женщина!

– Без квартиры и без зарплаты. Вспомните, какие гроши платят на «гражданке» и дают ли там жилье! А в армии, заметьте, полагается паек и проездные документы. Не бог весть что, но без денег существовать можно. А сколько дней вы на «гражданке» продержитесь? А начальство – оно везде имеет большие минусы. Это закон жизни. Возражать командирам – себе дороже! Так что усмирите гордыню и дождитесь шефа.

– Не убедили. Надоело унижаться. В часть, так в часть.

– Думаете, Тополевский снова походатайствует за вас?

Машу словно током пронзило.

– Вы с шефом словно сговорились! Причем тут Тополевский?!

– Притом, что именно он всегда добивался амнистии для вас. Вам и сейчас повезло: скоро отчетный концерт. Онищенко все равно вас хватится. Не глядя на ваш строптивый характер, только нам с вами он доверяет подготовку новых номеров.

– Придется поискать кого-то другого. Все. До свидания.

– Ох, уж эти женщины! – взорвался Тищук. – Моя б воля…

– Спасибо за совместную работу, – не дослушала его фантазии Маша. – Принесут данные на Петрова…

– Лично доставлю. Думаю, разлука все же будет недолгой.

Со стуком в кабинет вошел посыльный:

– Товарищ капитан. Факс для полковника Онищенко.

Маша взяла материалы и пробежалась по ним взглядом:

– Леня, я набросаю, а вы уж передайте текст в Москву.

– Не вопрос. Докладывать об исполнении всегда приятно.

Зарифмовав несколько абзацев, Маша оставила их на видном месте. На выходе из кабинета ее сердце пронзила острая боль. Журналистка прислонилась к стене, отдышалась, немного постояла и спустилась вниз. У ворот части с парковки отъезжала машина. Маша, держась за грудь, остановилась передохнуть. В глазах потемнело.

– Вас подвезти? – окликнул знакомый майор и, видя ее состояние, помог сесть в машину. – Может, сразу в госпиталь?

– Нет, нет. Домой. Сын приболел.

Держась за перила, Маша с трудом поднялась на свой этаж. Миша на радостях бросился ей на шею и едва не сбил с ног. Видя состояние матери, он помог ей раздеться. «Я немножко полежу, что-то чувствую себя неважно», – виновато улыбнулась она. Ноги подкосились, боль в затылке и области сердца не позволяла двигаться. Маша в бессилии сделала несколько шагов, но не дошла до дивана и провалилась в небытие.