Сам Кондратов примирительно сказал Пёстренькому:

– Может, не стоит так с ним, Владлен Вадимович? А то будут потом распускать слухи, что в прокуратуре бьют людей. Нам ведь это совсем не нужно.

Пёстренький только махнул рукой.

– Да кто об этом вообще узнает? Скажем, пришел нетрезвый на работу, поскользнулся на лестнице и рассек себе бровь. С кем не бывает? Кто ему, подследственному. теперь вообще поверит?

Сергей не видел, что у Пёстренького от злобы и возмущения тряслись руки.

– Ты не понимаешь Кондратов. Он ведь не только всех вас предал, он меня предал. Я ему верил, как родному, а он практически у меня на глазах решил всех нас вывести на "чистую воду" и представить всю прокуратуру России обычным жульем и вымогателями. Да его за это и расстрелять будет мало! Анциферов - выродок, маскирующийся под интеллигента и либерала.

Пёстренький полез в шкаф и достал валокордин. Накапав себе в мензурку, он, поморщившись, выпил залпом.

После этого он посмотрел на Сергея. Кровь продолжала течь, и вся правая половина лица была в крови.

– Да, нехило я тебе заехал, Анциферов. Но ты сам виноват. Зачем ты весь этот кураж с обвинением устроил? Не мог просто прийти и сказать, что увольняешься из прокуратуры? Хотел напоследок спеть, вот и получил. Ладно, вызовем тебе медсестру. В тюрьме к тебе врачи часто ходить не станут.

Пёстренький позвонил по телефону, и через пять минут в комнату вошла медсестра

– Валя, обработайте, пожалуйста, Сергею Николаевичу рану.

Валя, молодая грудастая медсестра, всплеснула руками.

– Господи, Сергей Николаевич, а что произошло?

Пёстренький только огрызнулся:

– Какая тебе разница? Обрабатывай давай без разговоров.

Сергей, сглотнув кровь, произнес:

– Упал я на лестнице. Голова закружилась и упал. С давлением у меня что-то случилось.

"А удар пошел ему на пользу", - одобрительно подумал Пёстренький.

Валя протерла Сергею бровь ваткой со спиртом и прижгла рану йодом. Приклеив пластырь, Валя обняла его голову двумя руками и спросила:

– Не тошнит вас, Сергей Николаевич?

Анциферов только помотал головой.

– Значит, сотрясения мозга нет, - уверенно заявила медсестра. И добавила менее уверенно: - Ну, тогда я пойду?

– Да, Валюша, иди, спасибо тебе большое. Сергей Николаевич теперь твой должник, - с издевкой произнес Пёстренький.

Когда Валя ушла, Пёстренький сказал:

– Значит так, Анциферов, ты свое отбегал. Теперь пиши заявление об увольнении по собственному желанию, например, по состоянию здоровья.

Сергей был готов к такому повороту событий. Он взял ручку и бумагу со стола, написал заявление об увольнении и протянул его Пёстренькому. Тот внимательно прочитал документ, улыбнулся чему-то и заметил:

– Молодец, Анциферов, со своим последним несложным заданием до длительной посадки ты блестяще справился. Теперь распишись и поставь сегодняшнее число.

Получив от Сергея заявление и аккуратно убрав его в папку, Пёстренький продолжил:

– Ты как бывший опытный правоохранитель понимаешь, что мы не можем позволить тебе свободно перемещаться по стране и миру до твоего ареста. Я бы мог, конечно, арестовать тебя прямо сейчас хотя бы из-за этого цирка с Хлопониным, но я этого делать не стану, хотя у меня на это есть все необходимые полномочия.

Сергей впервые поднял голову и посмотрел прямо в глаза Пёстренькому.

– Да, это правда, полномочия у тебя такие есть, но это будет не совсем по закону.

К Пёстренькому вернулось его благодушное состояние.

– Да, Сережа, именно поэтому с тобой я так и не поступаю. С тобой все будет исключительно по закону. Можешь даже не сомневаться. Даю тебе слово заслуженного работника прокуратуры.

Анциферов скорчил гримасу.

– Можешь мне не верить, но тем не менее это так, - подтвердил Пёстренький.
– Однако, как я сказал, чтобы ты не скрылся от следствия и не натворил других бед, ты сейчас также дашь подписку о невыезде и надлежащем поведении. Документ этот тебе хорошо известен и в пояснении не нуждается, так что подпиши и можешь идти гулять до поры до времени. Как только все будет готово, мы с тобой сами свяжемся, ясный сокол Анциферов. Суши сухари и запасайся трениками, на зоне они тебе пригодятся.

Пёстренький бросил на стол до боли знакомый бланк подписки, который еще недавно сам Сергей давал подписывать другим обвиняемым, но теперь роли поменялись, и он должен подписать тот же документ, но уже в качестве обвиняемого.

Подписав бумагу, Анциферов молча отдал ее Пёстренькому, который сразу же расписался в ней напротив своей фамилии.

Сергей решил все же напоследок узнать, когда же Владлен успел подготовить этот документ. Пёстренький самодовольно улыбнулся:

– Сереженька, ты меня обижаешь. Когда ты мне простодушно рассказал, что не считаешь Хлопонина виноватым на основе своих данных и проведенных исследований, в числе которых было незаконное использование моей электронной подписи, я на всякий случай решил подстраховаться и заполнил этот бланк, а также проинформировал Попустинова. Единственное, чего я не мог предположить, что ты зайдешь так далеко и устроишь этот показушный обличительный маскарад при Хлопонине. Было красиво. Очень жаль, что не было журналистов с Эха или депутатов Европарламента. Они бы тебе вместе с нашими "либерастами" похлопали. Однако, дружок, этот маскарад будет тебе стоить лишних лет этак десять или пятнадцать на зоне, а то, глядишь, и тридцаточку тебе припаяют, мой юный борец за справедливость. К семидесяти годам выйдешь из тюрьмы сразу на пенсию, если доживешь, конечно. Не завидую я вам, товарищ Анциферов.