Сергей сел на кровать и начал на ней ерзать, чтобы немного разболтать ее.

На шум появился караульный Еремеев.

– Анциферов, ты чего тут вздумал делать? Ты тут это, не на батуте, чтоб ерзать. Вставай давай с кровати, спать рано еще. А то смотри, Мухину доложу, чем ты тут занимаешься, и мало тебе не покажется.

– Извините, больше не буду, - покорно откликнулся Сергей и стал ждать, когда Еремеев снова уйдет или хотя бы отойдет от окошка.

Когда Еремеев ушел, Сергей увидел с внутренней стороны кровати между ножкой и спинкой два толстых подшипника, прикрепленных к кровати паклей и изолентой. Смысл этой хитроумной конструкции был не очень понятен Сергею, но зато он довольно быстро смог оторвать изоленту и достать оба подшипника.

После этого Сергей замер на пару секунд и прислушался. Снаружи было тихо. Наверное, Еремеев отлучился по делам или на ужин. Сергей тихонько постучал подшипником по ножке кровати, но никто не пришел. Убедившись, что поблизости никого нет, Анциферов осмелел и со всей силы бросил подшипник на пол, отколов приличный кусок цемента. Снаружи, однако, не донеслось ни звука. Сергей аккуратно задвинул отколотый кусок под кровать и продолжил забаву. За 40 минут ему удалось расковырять приличных размеров дырку в полу. Как оказалось, под первой цементной заплаткой находилась точно такая же вторая, и все было чуть-чуть присыпано гравием. Убрав гравий в сторонку руками, Сергей увидел, что вторая заплатка держится просто на честном слове. Куски цемента можно было вытаскивать руками. Убрав несколько кусков бетона, бывших когда-то полом, Сергей почувствовал жуткий запах дерьма и гнили из канализации. По сравнению с ним запах из простого туалета мог показаться райским ароматом, настолько интенсивнее и мерзостнее была эта вонь. Сергей сразу попытался закрыть дырку и разровнять ямку, чтобы не возбуждать подозрений, однако это оказалось непросто. Разбитые глыбы никак не хотели укладываться обратно в том порядке, в каком были положены на честном слове до того, как Сергей устроил погром в камере. Кое-как ему удалось разровнять пол, так что проделанный лаз не бросался в глаза, если не входить в камеру и сильно не приглядываться.

Через некоторое время из коридора послышались пьяные голоса, крики и мат. Еремеев подошел к глазку. Дверь открылась. На пороге стоял еле державшийся на ногах караульный.

– Что, Анциферов, ты тут головой об стенку бился или на кровати мастурбировал ? Что за шум тут был?

К нему на помощь подоспел тоже пьяный Мухин.

– Еремеев, оставь этого либераста в покое. Он хотел башкой стену проломить, думал на волю слинять, но у него, судя по всему, кишка тонка, и ничего не вышло. Анциферов, таким, как ты, и на воле никто не даст - ни женщины, ни власть. Теперь тебе только одна дорога - гнить в тюрьме за то, что Родину предал. Понял?

– Понял, тихо, но внятно ответил Сергей.

– Ну вот то-то же, сука, и сиди тут тихо, а если будешь плохо себя вести, мы тебя прямо тут пристрелим, и даже в колонию тебя везти не придется. Догоняешь, братишка? Ты уже две недели в СИЗО. Ты больше не подстилка в прокуратуре у Пёстренького. Смотри, тебя тут могут и отпетушить. Хочешь, я сейчас ребят из камеры к тебе в гости знакомиться приведу? Что, очко слиплось от страха? Вот и сиди тихо, правдоруб хренов.

Выйдя из карцера, Мухин со всей дури шваркнул дверью, так что краска на потолке посыпалась.

Сергей вздохнул с облегчением, надеясь, что на сегодня его пронесло.

Сергей проснулся от сильного стука.

– Анциферов, чего дрыхнешь до сих пор? Подымайся давай и постель заправляй. Сейчас к тебе начальство придет.

Через пять минут в камеру к Анциферову действительно пожаловал сам начальник СИЗО майор Селиванов вместе с Мухиным.

Селиванов, войдя в камеру, заложил руки за спину и брезгливо покосился сначала на Анциферова, потом на пол.

– Мухин, скажи мне, почему у Анциферова под кроватью пол такой, будто вчера его камеру взрывали? Недавно же ремонт делали.

– Да я не знаю, Семен Аркадьевич. Я, если помните, по распоряжению Владлена Вадимовича временно переведен сюда из прокуратуры, чтобы помочь, так сказать, нашему бывшему оступившемуся коллеге.

– Ну и что, Мухин, смогли вы ему помочь? Не смогли, сам вижу. Это потому, что три недели тюрьмы и даже 10 дней карцера никого не исправляют. На это время нужно. Коллега ваш бывший поработает на лесоповале лет пять и поймет, что в жизни к чему. Каково оно - п'oтом и кровью себе на пропитание зарабатывать. И, возможно, раскается и перестанет сочувствовать нуворишам, наживающимся на народном добре, отнятом путем преступной приватизации у государства и, стало быть, у народа.

Закончив монолог, Селиванов повернулся к Анциферову.

– Ну что, Сергей Николаевич, есть ли у вас к руководству СИЗО и ко мне лично какие-нибудь жалобы на условия содержания?

Cергей посмотрел на Селиванова и спокойно ответил:

– Нет жалоб на условия содержания. Все в порядке.

Селиванов ухмыльнулся.

– Ну, вот и славненько. Так и запишем. Подследственный Анциферов жалоб на содержание не имеет. Анциферов, готовьтесь к переводу в Москву. Послезавтра вас будут этапировать в столицу. Краснопресненский районный суд будет рассматривать ваше дело совместно с делом вашего кумира Хлопонина. Сейчас вас осмотрит наш врач, и завтра утром вас переведут из ШИЗО в обычную камеру. Желаю вам искреннего раскаяния, Анциферов. Всего вам доброго.

Последние слова уже были сказаны, когда дверь камеры закрывалась. Через какое-то время, показавшееся Сергею вечностью, караульный снова открыл дверь ШИЗО и отвел Сергея в кабинет уже знакомого ему доктора Миронова.

Доктор, сидевший за столом и что-то писавший, вначале не обратил на приведенного Анциферова никакого внимания. Лишь закончив писать и удовлетворенно хмыкнув, он посмотрел на Анциферова, и его лицо расплылось в радостной и искренней улыбке.

– Здравствуйте, Сергей Николаевич. Вижу, ваша щека практически зажила.