Я прислушался к себе - никаких болей!

– Я уже здоров?..

Мой голос вырвался из горла и зримой бабочкой затрепетал над пламенем очага. Мне стало не по себе.

– Ты можешь ходить, но до выздоровления ещё далеко. Встань и отведай моего отвара.

Она перестала помешивать содержимое котла. Медленно повернулась ко мне. Я не узнал её! Быть может, если бы я проспал лет двадцать или тридцать, то за этот срок Эркатога могла состариться и выглядеть именно таким образом. Но едва ли я спал больше двух дней!

Эркатога заметила моё изумление и сказала:

– Не смотри на то, к а к я выглажу, смотри на то, что в н у т р и меня!..

Её слова были для меня загадкой, но я послушно поднялся и пошёл к костру.

– Сядь здесь.
– Эркатога указала на место возле очага.
– Пусть огонь познакомится с тобой.

Я послушно сел на округлый камень. В тот же миг пламя костра, словно услышав слова Эркатоги, потянулось ко мне. Я вздрогнул и попытался вскочить.

– Не бойся огня...
– голос Эркатоги остановил меня, заставив послушно вернуться на место.

Огонь осторожно лизнул мой живот, и... я ничего не почувствовал! Было немного щекотно и необыкновенно приятно. Я протянул руки навстречу огню - он принялся осторожно лизать их, словно маленький ласковый щенок.

Мне показалось, что я задремал. Когда вновь открыл глаза, то увидел ужасную, отвратительную картину: всё моё тело сочилось гнойной кровью. Я раскрыл рот, чтобы закричать, но захлебнулся не родившимся криком, потому что Эркатога, поливая моё тело пахучей бурой жидкостью из котла, медленно нараспев произносила одну-единственную фразу:

– Угорь - на угорье, фурункул - до фурии, чирей - к чиркам очарованным!.."

46.

Зодчий неожиданно для себя захлопнул книгу.

– Зачем!..
– Вопрос девочки взорвал тишину библиотеки.
– Зачем ты это сделал?!

Зодчий в растерянности молчал, с удивлением посматривая на свои руки, только что совершившие непоправимое. Закрыв книгу - сейчас это стало совершенно ясно - он уже не мог вернуться к недочитанным страницам!

Зодчий продолжал глядеть перед собой, чувствуя спиной приближение девочки.

– Теперь ты никогда не узнаешь, что случилось с Эркатогой...
– Немым укором Арина замерла рядом с ним.

Зодчий дёрнул плечом, неуверенно произнёс:

– Но ведь я могу снова раскрыть книгу и прочитать...

Девочка печально вздохнула.

Зодчий долго ждал её слов, но вместо них услышал скрипучий голос Лекария.

– Ты внимательный человек, - сказал старик громко.
– Разве ты не заметил, что первая половина книги имеет более истёртые страницы?

– Заметил, - ответил Зодчий, ещё не понимая, куда клонит библиотекарь.

– Истёрты они по той причине, что их чаще открывали.

– Этот факт в пояснении не нуждается, - пожал плечами Зодчий.

Лекарий подошёл к столу, остановился.

– В пояснении нуждается другое, - сказал он с горечью.
– На этих страницах когда-то была написана исповедь Церапа.

– Как понимать фразу "когда-то была написана"?

– Так и понимай - теперь её там нет...

– Что же, по-вашему, я читал?!

– Сегодня исповедь называлась: "Написано по воспоминаниям Церапа в память о благословенной Эркатоге"...

Зодчий с трудом владел собой.

– Простите, - пробормотал он, - я не совсем понимаю...

Лекарий взял со стола книгу, бережно завернул её в тряпицу, пахнущую не то ладаном, не то горьковатым ароматом коммифоры, потом с лёгкой горечью проговорил:

– Откровение Эркатоги, записанное Церапом, нельзя прочитать более двух раз...

– Почему?!

– Со дня его написания никто из людей нашего мира не смог понять причины, по который текст откровения меняется каждый раз, когда его кто-нибудь читает. Откровение позволяет лишь дважды прервать себя, а потом навсегда исчезает со страниц книги, и мы не знаем, каким оно явится к нам в следующий раз.