Тяжесть в теле становилась невыносимой.

Зодчий попробовал поднять руку, но не смог пошевелить даже пальцем. Он попытался крикнуть, однако звук, не родившись, острым камнем запечатал горло.

Грибы, между тем, вели себя забавно. Белой округлой шляпкой (не более десяти сантиметров в диаметре) они с тихим, едва уловимым шорохом плавно поднимали конус серо-коричневого грунта, одновременно совершая толстой ножкой сложное спиралевидное движение; подобное происходило со всеми "грибами" одновременно.

Зодчий скосил глаза, в попытке обнаружить мерную ленту, но ничего не увидел - предметы ближе метра расплывались, дробились, смазывались. Он подумал, что виной всему грибы - они могли отравить его. Некстати вспомнил Луня, с восторгом рассказывавшего о невероятной живучести грибов и их удивительном умении приспосабливаться к изменяющимся условиям: споры отдельных видов могут сохраняться живыми до четверти века, притом, что суточная продуцируемость некоторых достигает многих миллиардов специализированных клеток!..

С непонятным безразличием Зодчий подумал о бледной поганке, способной токсичными веществами возбуждающе действовать на нервную систему, вызывая галлюцинации и даже смерть. Мысль о смерти тоже оставила заставника абсолютно равнодушным. Зодчий хотел удивиться, но не смог. Он мысленно разбил слово на фонемы: "у-див-ле-ни-е", но и к ним остался безучастным, не в состоянии понять смысла, скрывающегося за набором букв.

– Ир тар бобо? Ри ка туко?

Зодчий глупо захихикал, пытаясь представить физиономию создания, способного задавать столь глупые вопросы. Он покрутил головой и неожиданно увидел перед собой нахмуренные брови Сифа. Глухой голос поселенца, искажённый до неузнаваемости, снова пробасил:

– Ир тар бобо? Ри ка туко?!

Зодчий не сдержался, расхохотавшись прямо в распахнутые от удивления глаза поселенца.

Дальше события развивались не менее забавно. Сиф, высоко задирая ноги, прыгал вокруг ствола и с непонятным ожесточением топтал землю, издавая при этом звуки, заставлявшие Зодчего надрываться в хохоте.

– Си мися ко то я ко!

Зодчий уже не мог смеяться. Уткнувшись носом в землю, он надрывно хрюкал, вздрагивая всем телом. Потом повернул голову, чтобы впустить в измученные лёгкие несколько глотков воздуха. Открыв глаза, увидел, что Сиф скакать перестал. Как в замедленной съёмке Зодчий проследил движение руки поселенца, опустившейся на ножны. Рука неспешно достала меч, неторопливо взмахнула им над головой, и с грациозной плавностью принялась срубать многочисленные шляпки, покрывшие, казалось, уже всю землю вокруг.

...Тяжесть медленно вытекал из тела. Наклонившись головой вперёд, Зодчий со страхом следил, как невидимый пресс гнёта всё выше подступает к голове, через нос, глаза, уши выплёскивая на землю крохотные порции невыносимого душевного бремени. На смену им в голове тут же начинали бить крошечные фонтанчики боли, порция за порцией заполняя сознание выходца. Когда боль немного утихла, он понял, что полностью утратил контроль над телом. Хотел найти глазами Сифа, но любое движение век вновь возвращало его в кратер боли, концентрация которой могла растворить его "Я" без остатка...

– Си мо ти?

Зодчему давно было не до смеха. Голова продолжала наливаться болью. Понимать происходящее становилось всё труднее.

– Си можо ти?

Фраза никак не желала расшифровываться, но Сиф продолжал настаивать:

– Тыа можаа иттыы?

Наконец, Зодчему удалось сложить абракадабру в нечто осмысленное:

– Ты можешь идти?..

– Мо-мо-гу-гу-у...
– Собственный голос звучал странно и неестественно. Ни смеха, ни радости это открытие не вызвало.
– Мо-могу...

Он попытался встать. Ноги слушаться не хотели, и вели себя как строптивые вассалы - левая пыталась заступить правую, а правой было не до ходьбы...

Сиф грубо встряхнул Зодчего.

– Как голова?
– спросил он.

– Чья?..
– Зодчий преданно смотрел в глаза поселенцу.