Тонкий детский голосок прервал речь Агути:

– Мама, мама! Почему они такие злые?..

Зодчий выглянул из бойницы - к ним приближалось несколько "арлекинов". Шли они плотной стаей, держась за руки, словно испуганные дети. Весь их вид казался настолько мирным и безобидным, что Зодчий, позабыв все страхи и опасения, почти по пояс высунулся из бойницы, с трепетным волнением наблюдая необычную процессию.

– Куда?!
– во всё горло заорал Агути и бросился к Зодчему, чтобы оттащить его.

Но он опоздал...

...Что-то с хрустом врезалось в брёвна рядом с Зодчим, а мгновение спустя он почувствовал удар в лицо. Удар оказался такой силы, что вытолкнул тело Зодчего из бойницы, словно пробку из бутылки с шампанским.

Отлетев метра на три и пару раз перевернувшись в воздухе, Зодчий нашёл успокоение па вытоптанной траве, успев заметить, что в бойницу, которую он только что освободил, тянутся членистые, словно у паука, отвратительно-тонкие руки "ходульника".

Енор сделал два шага назад и выпустил стрелу прямо в лоб назойливому гостю.

Потом в памяти Зодчего образовался провал...

Осознал он себя некоторое время спустя стоящим рядом с Агути, с мечом в правой руке и остатками боли в раскалывающейся на части голове. Агути что-то пытался ему объяснить, но Зодчий ничего не понимал - нудный звон в ушах глушил все звуки. Зато краски, напротив, приобрели необыкновенную яркость и насыщенность.

Зодчий пытался понять, что говорит ему Агути, но видел перед собой лишь красноречивые жесты - заставник показывал в сторону Гоблина. Зодчий проследил направление руки и вздрогнул: в том месте, где минуту назад стоял выходец-весельчак, теперь зияла огромная дыра, а сам Гоблин лежал в стороне в неестественной позе.

Зодчий, пошатываясь, побрёл к нему, по ходу пытаясь понять причину образования кошмарной дыры. Добравшись до отверстия в щите, перевёл дух и посмотрел в сторону Зокона. Переход прекратился. Оставшиеся недовыходцы утратили активность, продолжая вяло передвигаться в непосредственной близости от "стартовой площадки".

– Следи за "скачками", иначе нам полдня придётся их ловить!
– крикнул Агути Енору, а сам побежал к Гоблину.

Зодчий с радостью обнаружил, что может слышать. Он прислонился к тёплой деревянной стене, с удивлением рассматривая десятисантиметровые брёвна, срезанные словно ножом.

Кто-то тронул его за плечо. Зодчий поднял глаза и прямо перед собой увидел лицо Фархада.

– Ну, ты даёшь!
– воскликнул тот.
– Исписал про Зокон толстенную тетрадь, а так и не усвоил, что "ходульники" лягаются лучше любой лошади!

– Лягаются?..
– переспросил Зодчий.
– Я ничего об этом не знал...

– Однако он тебя славно приложил, если ты даже собственные записи позабыл!

– Как... Гоблин?..
– спросил Зодчий, с трудом ворочая распухшим языком.

– А что ему будет?
– воскликнул Фархад.
– Он у нас акробат - успел отскочить за мгновение до того, как Переход выплюнул последнюю посылку!

– Какую посылку?..
– Зодчему казалось, что к его языку привязали двухпудовую гирю - так тяжело давалось каждое слово.

– Э-э, да ты совсем расклеился. Ну-ка, вставай!
– Фархад сгрёб Зодчего и потащил в сторону дома.

Потом остановился и крикнул Енору:

– Покарауль здесь немного! Я скоро тебя сменю...

21.

Часа через два Зодчий почувствовал себя настолько хорошо, что присоединился к Фархаду и Енору, караулившим последних "арлекинов". Недовыходцы вели себя спокойно. Они нетвёрдой походкой передвигались в непосредственной близости от Зокона, словно подпитываясь его истощавшейся на глазах энергией.

Время от времени то один, то другой вдруг замирал на месте, издавал громкий тоскливый стон, слышимый за десятки метров, затем падал на землю, совершив перед этим множество ломаных телодвижений, совсем не похожих на пластику человеческого тела. Минуту-другую распадающийся организм били судороги, заставлявшие несчастное создание корчиться не всем телом, а отдельными, не успевшими разложиться частями.

Продолжалась агония недолго. Очень скоро биологический объект, кодируемый термином "арлекин", и который в своей прежней жизни мог быть кем угодно, трансформировавшись в процессе Перехода в жалкого недовыходца, превращался в аморфную массу, не имеющую ничего общего с совершенным сосудом человеческого тела...