Если смоделировать дальнейшую эволюцию современного человека, то такое строение скелета мы обретём спустя десять тысяч лет. Получалось, странный предок оказывался одновременно и нашим далёким потомком.

Я назвал его постчеловеком и заранее знал, что мы обнаружим его останки. Здесь или в процессе других раскопок, неважно.

Я собрал в эту экспедицию самых верных единомышленников, которым мог полностью довериться. Однако даже среди них были такие, кто не удержался от насмешек и подозрений в фальсификации.

Ничего, экспертиза их убедит. Слой, в котором обнаружились странные кости, был нетронут, скоро это зафиксируют со всеми полагающимися подписями и печатями. И радиоуглеродный анализ подтвердит древность «постсовременного» скелета.

Представляю, как тогда все забегают. Ведь такие кости попадались и раньше: на мустьерской стоянке близ Днестра, заботливо укрытые в «шалаше» из костей мамонта; в Танзании, на раскопке поселения эпохи раннего палеолита, где скелет постчеловека лежал в обнимку с человеком умелым...

Надо ли говорить, что во всех случаях учёные с видом оскорблённого достоинства отворачивались от останков постчеловека, ругали чёрных археологов и грешили на своих же собратьев, среди которых, надо признать, немало шутников.

Для меня же каждая из этих находок становилась кусочком мозаики, которую я собирал в уме со дня смерти отца. Когда-нибудь я покажу людям получившуюся картину, и они узнают, поймут... Впрочем, не буду забегать вперёд, иначе стану похожим на отца в его «космическо-мечтательный» период жизни. Я считал его тогда сумасшедшим. Что ж, теперь таковым могут счесть меня самого.

Как он после смерти деда, так и я после кончины отца углубился в себя и стал замечать косые взгляды приятелей, коллег и даже посторонних людей. Знакомые сопереживали мне, считая, что утрата пошатнула моё душевное здоровье. На самом же деле, именно смерть отца сделала меня зрячим, я понял и его, и деда, и всех праотцев, сколько их ни было.

Те, кто стремится расширить сознание, даже представить себе не могут, каковы ощущения от настоящего расширения. Моё сознание не раздвоилось, а просто затерялось в гигантском информационном массиве, внезапно втиснутом в мою голову. Я помнил себя то собственным отцом, то новгородским торговцем в X веке, то предводителем кочевников в первых веках нашей эры, то шаманом в шкурах, заклинающим небо и держащим в страхе племя, то мальчиком, бредущим от надвигающегося похолодания вслед за своими сородичами. Воспоминаниям во снах и наяву не было конца. Я знал, что каждый из призраков прошлого — это я сам, часть меня, которая сохранялась из поколения в поколение. Гена, передающего сознание и память, пока не обнаружено, но каким-то образом мой разум вместил информацию о жизни всех без исключения моих предков. Я смотрел изнутри всё глубже и глубже в века, чувствуя радость, какую не испытывал никогда в жизни.

Профессиональный и личный интерес гнали меня назад, к истокам человечества. Я пережил много кусочков разных жизней. Лица современников, кроманьонцев, неандертальцев, питекантропов сменяли друг друга, и все они были разные. Кроме одного, не раз встреченного мною за многие жизни. Чем дальше я уходил в воспоминаниях, тем разительнее этот человек отличался от своих древних соплеменников. Внешне он походил на нас с вами, только был очень высок и узок в кости. Примерно так мог бы выглядеть постчеловек. В какой-то момент я усомнился, действительно ли помню этого мужчину, или фантазии играют со мной злую шутку.

Но желание докопаться до правды победило сомнения, и я упорно продвигался в прошлое, перескакивая через века и тысячелетия, стремясь достичь сознания первого человека.

Одновременно с мысленными путешествиями во времени я активно искал подтверждения теории постчеловека в реальной жизни. К сожалению, не считая последней находки на североуральской раскопке, лично обнаружить кости нашего предка-потомка мне посчастливилось лишь однажды. Тогда я находился в составе комиссии по делу о незаконной раскопке в пустыне Калахари. Там тоже обнаружились части скелета постчеловека. Но поскольку чёрные копатели нарушили культурные слои и вообще оставили древнейшее место обитания австралопитеков в плачевном состоянии, никто из комиссии не рассматривал необычные кости иначе как недобрый розыгрыш. На следующий день, улучив минутку, я забрал никому не нужные останки.

Я крепко задумался и погрузился в воспоминания, пока стоял под звёздным небом. В настоящее меня вернула Лиза. Я ждал её не раньше следующей недели. И обычно Лиза звонила из города, мы высылали за ней один из внедорожников — добираться сюда иначе было затруднительно. Но в этот раз она не отзвонилась ни из Москвы, ни из ближайшего райцентра.

Пока я стоял в замешательстве, Лиза решительно подошла ко мне.

— Евгений, — сказала она резко, — нам надо поговорить.

— Да-да, Лизонька, я слушаю вас, — ответил я как можно собраннее, но получилось всё равно ласково.

Лиза молода и хороша в своей молодости. У неё светлые кудряшки, слегка вздёрнутый носик, ясные глаза. Но мне нельзя влюбляться, никак нельзя. Лиза, несмотря на легкомысленную внешность — признанный специалист-генетик, которому я доверил свои кости. Вернее, кости постчеловека. Новые и привезённые из Африки, а также всю информацию о подобных находках и несколько элементов постчеловеческих костей с других раскопок, добытых мною праведными и неправедными средствами. Я не имел права обратиться в нашу официальную лабораторию и заключил договор на генетическое исследование постчеловека с Елизаветой. Какими бы ни были результаты, о них узнаю только я. И, похоже, что-то Лиза уже нашла.