Шрифт:
— Что здесь расположено?
— Убранство пока еще не закончено. Сейчас здесь хозяйство брата келаря.
— Ишь ты, келарь… будто в монастыре.
— А тут все больше монахи. Мы только черную работу делаем. И еще солдаты.
— Ты видишь там солдат?
— Нет, ваша милость.
— Где они?
— В том конце коридора большая дверь. За ней зала… солдаты там.
— Понятно. Мои друзья тоже здесь заперты?
— Да, ваша милость.
— Им тоже принесли еду?
— Да, ваша милость.
— Всем?
— Да, ваша милость.
— Такие же слуги, как ты и ландскнехты?
— Кто, ваша милость?
— Ландскнехты, немецкие наемники, дубина. Вроде этого.
— Да, ваша милость.
— И где они располагаются?
— Там… в той зале…
— Где там, болван?
— Я же говорил…за большой дверью… Эта часть здания, как я сказал, недостроена, и поэтому коридор глухой.
— Что значит глухой? Кончается тупиком в противоположном конце от двери в залу? — Из путанных слов слуги лейтенант с трудом составил себе представление о месте, где их заперли.
— Да, ваша милость. Поэтому немцы охраняют единственную дверь
— Ты их видишь?
— Нет. Их сейчас нет.
Они в комнатах со слугами, которые разносят ужин.
Господи, подумал лейтенант. Сколько времени он потерял на расспросы!
Он оттолкнул слугу, выскочил в коридор, подбежал к соседней двери, приоткрыл ее.
Наемник стоял спиной к двери, и держал под прицелом пистолета сидящего за столом Портоса.
Д'Артаньян, верный своему обыкновению не нападать на противника со спины, негромко сказал первое, что пришло ему в голову:
— Гутен абенд![17] — не заботясь о произношении.
Немец обернулся, и лейтенант мгновенно выбил ударом шпаги пистолет и вторым ударом — рукоятью шпаги в челюсть, — отправил его без чувств на пол. Портос словно ждал вторжения своего лейтенанта. Он с удивительным для его крупного тела проворством подхватил пистолет и, уже не торопясь, извлек у лежащего на полу наемника шпагу из ножен.
— Атос скорее всего, рядом, — деловито сообщил он.
Д'Артаньян согласно кивнул, оглянулся на слугу, приложил палец к губам и выскользнул в коридор. Портос, не теряя времени на ненужные расспросы, последовал за ним.
Дальше они действовали с такой слаженностью и четкостью, словно долго репетировали, подобно лицедеям.
Освободив Атоса, а затем и Арамиса, друзья первым делом провели короткий военный совет.
— Попытаемся прорваться? — спросил Портос и потряс пистолетом.
Атос отрицательно покачал головой.
— Мы не знаем ни расположения комнат, ни где выход, ни где посты часовых, — пояснил д'Артаньян.
— Пожалуй, самое правильное в нашем положении будет сесть в осаду, — задумчиво произнес Атос.
— Как в бастионе Сен-Жерве! – воскликнул радостно Портос.
— Если они попытаются взять нас штурмом, поднимется шум, и в городе так или иначе узнают, что в кардинальском дворце что-то происходит.
— А тем временем нас схватятся в роте.
— Думаю, лучше всего на роль бастиона подойдет комната, куда заперли меня, — сказал лейтенант. — Там под дверью есть крохотная щель, в нее можно вогнать клин, и тогда дверь не откроется ни за что, придется ломать, а мы еще можем подпереть ее огромным шкафом.
Портос встретил предложение лейтенанта с энтузиазмом:
— Точно! Идем и забаррикадируемся! Вы ведь это имели в виду, мой друг? — спросил он у Атоса.
— Но прежде нам следует запереть немцев в одну комнату, а слуг в другую.
Арамис, все это время хранивший молчание, пошел запирать пленников.
— И не забудьте собрать у немцев все заряды для пистолетов! — крикнул вслед ему Атос.
— Подождите, Арамис! — воскликнул Портос. — Я помогу вам, а потом мы притащим все стулья в апартаменты лейтенанта и всю оставшуюся еду. Кто знает, как долго мы просидим в осаде.
Через четверть часа все было сделано. Огромный шкаф надежно подпер дубовую дверь, намертво заклиненную с помощью отломанной от шкафа филенки. Остатки еды и подносы громоздились на столе. А друзья молча сидели на неудобных, кривоногих стульях вкруг него и с нетерпением ждали, когда раздадутся крики в коридоре...
Наконец громкий командный голос спросил по-немецки:
— Где вы там застряли, недоноски?
— Спохватились, — ухмыльнулся д'Артаньян.
Донеслись шаги солдат. Кто-то попытался войти в их комнату, раздались проклятья, в дверь забарабанили, потом все стихло.