Шрифт:
Сколько проспал - не знаю, но моё личное, беспардонное, нахальное и краткое наслаждение жизнью прервалось стандартно: оттопыренные Природой ушные раковины, не хуже военных "звукоуловителей", приняли далёкий и модулированный звук работы моторов летающих устройств Люфтваффе!
Тот налёт начался с нарушением суточного графика и необыкновенным образом: первыми прилетели какие-то совсем ненормальные вражеские самолёты и начали "работу" с того, что устроили над станцией иллюминацию: в чёрном небе вдруг загорались белые, ослепительные огни! Они горели на круглых тарелках, а тарелки медленно опускались к земле на небольших парашютах! Это было ново, непонятно, а потому и ужасно! Каждый из спасающих живот, решил, что такое освещение ни к добру, и у осветителей, что швыряют сверху тарелки с ярким огнём, единственная цель: осветить, непонятно за каким хером, находящихся в поле и ночью людей, далёких от военных, и осветивши - уничтожить всех спасавшихся на картофельном поле! Нет, это ж надо так точно о нас всё знать! Когда догорала одна порция "люстр" - загоралась другая и в стороне от первой.
И мы заметались! Сказать, как оказались на картофельном поле, откуда оно взялось под нашими ногами - не могу.
"Люстры" висели далеко над станцией, а над нами - ни одной, и всё же от их белого света чётко были видны жухлые картофельные кусты, под которыми мы пытались затаиться.
Улёгся на землю, и, не спуская глаз с очаровательного света, ничуть не заботясь о важном органе тела - голове, из-за кустиков пожухлой картофельной ботвы любовался адским светом! Понятно: ничего иного, более надёжного для укрытия, вокруг не было. Это был счастливый миг веры в защитительную силу картофельной ботвы в конце августа!
Никто из "спасающихся" не предпринимал попытки осмыслить: враги бомбили железнодорожный узел, но не монастырских обитателей, кои сдуру вышли в поле прятаться. Станция, что находилась километрах в пяти от монастыря, была целью налёта, а не картофельное поле! Верной была изначальная установка "прилетят бомбить станцию, а не ваш опоганенный монастырь", так какого хера вы метались по грядкам!? "Тарелок" испугались? Их сбрасывали для станции, но вы до сего времени богаты "несогласными"! А всё оттуда шло: если среди вас были "знатоки", твёрдо веровавшие в существование "подслушивающих" приборов на самолётах Люфтваффе, то почему не допустить, что и осветительные устройства на парашютах были предназначены для успешного подавления прячущихся в картофельной ботве монастырских пролетариев!? Новинка: враги пытались лишить живота аборигенов непонятным и жутким способом: светом!
– Ах, как вы падали между грядок в паузах между далёкими разрывами! Чего метались, дураки? На картофельное поле не упала ни одна бомба, их бросали на станцию за пять километров от вас!
– Ужас лишал соображения: "а вдруг на меня идёт охота"!? Если бы кто- тогда сказал:
– "Не нужны вражеской авиации очумевшие от страха обитатели монастыря" - его бы покалечили. Всё прощу, но если показал какой я дурак - враг навеки!
В чём прелесть шести лет от роду? В любопытстве: бомбёжка станции всё же менее интересна, чем медленно опускающиеся тарелки на парашютиках.Огни завораживали, очаровывали! Вроде бы вражеские тарелки с огнём нехорошие, их сбрасывали с непонятными целями и намерениями - а глаз от них оторвать невозможно! Кто тогда ещё смотрел на них, не отрываясь - не знаю, не опрашивал.
Женщины закрывали головы подолами. Парашютики падали, свет на тарелках затухал, но никто из спасающихся числом двух семей, не умер среди картофельных грядок и сей факт вселял надежду:
– ... ещё не конец - нашлись и такие, кто уверовал:
– Потом всё скажется!
– вот она, великая вера в будущее! Неизвестно, чем окончится настоящее, но мечты о будущем не хотели нас покидать!
Далёкая бомбёжка как-то враз прекратилась и вражеские самолёты, выполнив чёрно-"светлое" дело, улетели, а на их место пришла тишина и мрак. Особенный, абсолютный мрак, и если те, кто присутствовал на поле во истину верили в существование ада, то он бы им показался тогда райским местом: в аду, по крайней мере, что-то можно было увидеть. Мрак всегда бывает необыкновенным после яркого света. Это был мой первый мрак, и повторов такого мрака в последовавшие годы не видел.
Вслед за мраком начался проливной дождь! Обильный, не холодный, но такой шустрый дождик, от которого как-то быстро на картофельном поле образовалась цепкая грязь из прекрасного чернозёма! В какую бы сторону не двигался - кругом была грязь и картофельная ботва.
Что делали на чужом огороде? Сегодня понятно: мы ослепли от яркого света горящего термита, и было безразлично, в какую сторону двигаться. Нужна была вторая волна вражеских самолётов с осветительными тарелками, но их не было.
Занеси нас его величество Страх на землю поросшую травкой - свалившаяся небесная влага промочила до нитки, но не сняла старые ботинки, как это сделал плодородный чернозём на картофельных грядках. Единственные ботинки, довоенные.
Страшная, необыкновенная ночь вокруг, но месить тёплую грязь из чёрнозёма ногами в чулках было необыкновенно приятно! Страха не было: чего бояться? Всё кончилось...
Почему единственные ботинки свалились с ног?
– Он спрашивает! Забыл, как мать, укладывая спать "под небом родины", руководствуясь женкой логикой, ослабила крепление обувки на ногах:
– Пусть ноги отдыхают!
– прекрасная грязь из чернозёма и тёплого дождя сняла их с ног. Других версий нет. Всю жизнь с ботинками не везло!- о невезении с обувью в другом месте.
Пальтишко намокло и стало тяжёлым. Все бегали по полю, искали детей, а дети, вроде меня, самым подлым образом помалкивали и хотели спать.
"... и пал на землю мрак и ужас!" - ничего не знал из "святого писания" на то время, а если бы и знал - знания не тронули, знания гасились фактом потери ботинок.