— Ну раз так, то у тебя нет шансов, — серьезным голосом пошутил азиат, поднимаясь на ноги.

Ньют, прищурившись от ярких лучей солнца, поднял грустные глаза на напарника.

— Хочешь, я вырублю тебя и оставлю здесь? — предложил Минхо. — Ночью тебя сожрет гривер, зато не будешь мучатся, — увидев, как нахмурился товарищ, азиат улыбнулся. — Есть у Эви одна реально крутая черта: она умеет видеть во всем и во всех хорошее. Бывали, конечно, и у нее печальные времена, но она смогла пережить их. Лабиринт меняет людей, Ньют. И ее он поменял лучше, чем любого из парней.

Минхо протянул руку и помог напарнику подняться на ноги.

— Поговори с ней еще. Она все-таки девчонка. И хоть я не помню, какие они, но мое мужское начало подсказывает: логика у них стебанутая, а любят они ушами, — он толкнул Ньюта вперед. — А теперь сеанс психотерапии от доктора Минхо закончен, руки в ноги, ушлепок, и бегом вперед!

Ньют сделал пару шагов и обернулся:

— Спасибо, Минхо.

— Ой, только не надо этого мимими.

***

Решив не откладывать в долгий ящик совет Минхо, Ньют тем же вечером пожарил на костре пару зефирок, взял пару ломтей черного хлеба и направился к бревну.

На его удивление, Эвита, как и раньше, сидела около него, хотя парень предполагал, что девушка не станет этого делать, зная, что Ньют все равно придет. Но удивление сменилось злостью, когда он увидел Эрни, присаживающегося рядом. Чистильщик садился на его место. На траву, давно примятую задницей Ньюта! И вытянул руку вдоль бревна позади спины девушки. Лапа Эрни находилась в опасной близости с ее плечом.

Быстрым шагом Ньют преодолел расстояние до бревна:

— Эва, мы можем поговорить?

Эрни молча перевел взгляд на девушку и вопросительно поднял брови. Увидев, что Эви едва заметно кивнула, Эрни поднялся и молча ушел к костру.

— Ты все ему рассказываешь? — поинтересовался Ньют, слишком поздно понимая, что это не тот вопрос, с которого нужно было начать разговор.

— Нет, не все, — нахмурилась Эвита. — Между прочим, он не знает о нашем вчерашнем разговоре. Просто догадывается, что мы поругались. О том разговоре не знает никто.

Ньют ощутил прекрасное чувство облегчения, с которым даже непроглядная тьма ночи вдруг стала немножко светлее, или он просто заметил, насколько яркие в Глэйде звезды.

— Жареный зефир? — предложил парень, протянув Эви один из бутербродов.

Эвита приняла хлеб, даже не посмотрев на Бегуна.

— Ты ведь знала, что я сюда приду, — Ньют присел рядом. — Но разговаривать со мной не хочешь…

— Можно подумать, что если бы я не пришла сюда, ты не нашел бы меня в другом месте, — буркнула Эви и надкусила зефир.

Ньют подавил улыбку, которая так и рвалась появится на его губах. Пытаясь замаскировать ее, облизав губы, он со вздохом возразил:

— Я бы не стал преследовать тебе всюду, как маньяк. Если ты и сейчас не хочешь говорить, я уйду.

— Что, правда? — Эвита впервые посмотрела на парня.

Ньют повернул к ней голову и, смотря в глаза, честно ответил:

— Нет.

Почему-то это вызвало у Эвиты слабую улыбку, а от темных глаз юноши, в которых плескались рыжие всполохи, отражавшиеся от костра, по телу расползлось тепло.

«Чертов шанк», — промелькнуло у девушки в голове, и она отвернулась, обратив внимание на зефир.

— Эва…

«Провались ты пропадом со своим голосом».

— … послушай, я понимаю, что сделал тебе неприятно, но… ты единственная здесь, с кем мне по-настоящему спокойно в этом гребанном месте, и мне очень не хочется, чтобы ты обижалась.

— Я не обижаюсь на тебя, — просто ответила девушка.

Он удивленно посмотрел на нее, задавая немой вопрос.

— Ньют, если бы я обиделась, я бы не разговаривала с тобой. Вообще. Дулась, избегала любого контакта. Наверное, подсыпала бы слабительного в завтрак с пожеланием счастливого бега по Лабиринту, — она пожала плечами, покосившись на юношу. — Обижаются дети. Какой смысл обижаться здесь, где нас всего-то десяток подростков.

— Что же тогда…

— Я не обиделась, Ньют, — она вытерла руки о траву. — Ты меня разочаровал.

Если бы сейчас Ньюта ударила молния, он бы ничего не почувствовал. После ее слов, парень словно сорвался с обрыва и полетел в черную пропасть, которая не имела дна. Воздуха не хватало, а сердце билось, словно запертая в клетке канарейка.

Когда на тебя обиделись, можно попросить прощение, искренне раскаяться, пережить чертово слабительное в завтраке. А что может быть хуже разочарования? Что может быть хуже, когда ее отношение к нему навсегда изменилось в худшую сторону?

«Навсегда ли?»