Пока они плачут да печалятся, дон Луис утешает Понсе де Леона и графа де Агиляра, рассказывая им об их же собственных делах. Они узнают, наконец, что Исидора любит не того, кто любит ее, и Мелани находится в подобном же заблуждении. Им остается надеяться, что время, настойчивость и здравый смысл произведут благоприятные изменения в сердцах их возлюбленных. Однако вскоре им грозит разлука. Ах! Как мучительно расставаться с пред-мегом любви, не будучи любимым! Дон Луис, понимая, в каком жестоком положении оказались его друзья, пытался их утешить:

— Не печальтесь, дорогие мои, я надеюсь, что мои сестры поймут, в чем их истинное благо, и хочу сегодня же предоставить вам возможность поговорить с ними, так как сдается мне, что донья Хуана уедет отсюда очень скоро.

— Мы очень надеемся на вашу помощь, — отвечали они, — судите же о нашей признательности по тому, как безмерно мы будем вам обязаны, ведь наше высшее благо в том, чтобы нас любили эти милые создания!

Донья Хуана тревожилась не столько о предстоящей поездке, сколько о том, как бы взять с собой своего дорогого музыканта, при этом ухитрившись не вызвать ничьих злых шуток. Она с нетерпением ждала, когда будет наконец расторгнут тот пресловутый брак, о котором ей рассказывал граф для отвода глаз, и когда она сможет заключить с ним свой собственный. После долгих размышлений нежная страсть наконец восторжествовала в ней над всеми доводами разума и долга. Он послала за графом, вошла с ним в свой, кабинет и, едва стало можно поговорить начистоту, сказала:

— Дон Эстеве, я покидаю этот дом, чтобы ехать в Андалусию, хотите ли вы последовать туда за мною?

— Я последую за вами всюду, сударыня, — воскликнул он, — я так счастлив, что вы мне это позволяете!

Он и вправду был счастлив отправиться в эту поездку с Мелани, а донья Хуана в ответ наговорила ему множество приятнейших слов. Он же, в надежде сопровождать в путешествии свою возлюбленную, так обрадовался, что не остался в долгу, тоже не скупясь на любезности, коими была очарована слушательница.

Так обстояли дела, когда под вечер донья Хуана отправилась в павильон. Рядом с гостиной, чьи окна выходили в парк, имелся небольшой кабинет, ключ от которого она носила при себе. Там было много книг и бумаг, и она хотела отобрать некоторые, чтобы взять с собой. Она заходила туда очень редко, потому-то дону Луису с сестрами не пришло в голову поостеречься — не подумав, что она может находиться поблизости, они явились туда же переговорить с Понсе де Леоном и графом де Агиляром. Дон Луис оставил сестер внизу.

— Пойду позову моих друзей, — сказал он им. — Если вы любите меня, если вы любите себя самих, сумейте распорядиться своим сердцем, не пренебрегайте такой прекрасной партией.

Донья Хуана, услышав этот разговор, достала ключ и заперлась в кабинете изнутри.

Как только ее племянницы вошли, Исидора сказала, взглянув в сторону леса:

— Вот, дорогая сестрица, место, роковое для нашего покоя, где мы впервые услышали этих любезных пилигримов. Могли ли мы подумать, что они взялись за эту роль, дабы увидеть нас?

— Ах, сестрица, — перебила ее Мелани, — уж как бы я была рада, когда б не запутались в выборе наши, да и их сердца тоже! Но что же мы скажем им? Признаемся ли в наших чувствах?

— Как решиться на такое, дорогая Мелани? — воскликнула Исидора. — Не довольно ли нам будет лишь услышать их признания? Не нарушаем ли мы и без того свой долг и не пятнаем ли честь, соглашаясь на подобное свидание? А наш брат, который привел нас на такое приключение, столь для нас новое, — не новичок ли он сам в правилах благопристойности?

— До того, как мы пришли сюда, — возразила ей Мелани, — ваши теперешние размышления были бы весьма уместны; но, знаете ли, сестрица, сейчас меня больше всего пугает, как бы наших чувств не раскрыла донья Хуана.

— У нее будут все основания злиться, — отвечала Исидора, — она ведь питает столь нежные чувства к графу, что даже заказала себе зеленый наряд, расшитый золотом, чтобы поразить нас им в первый же день [169] .

— Это невозможно, — сказала Мелани, — вы слишком преувеличиваете ее чудачество, чтобы в такое можно было поверить.

— А я возражу вам, что это правда, — отвечала Исидора, — заметьте: ведь большинство дам не желают подбирать себе наряд сообразно возрасту, они надеются обмануть всех, надев розовую ленту; а по мне, так они обманывают только самих себя.

— Как! Я увижу мою старую тетушку зеленой как цикада? — рассмеялась Мелани.

— Да, сестрица, — отвечала Исидора, — вот увидите, она превратится в цикаду, чтобы понравиться своему дорогому музыканту.

Мелани собиралась ответить, но тут вошел он сам, вместе с Понсе де Леоном; они раскланялись и были в таком смущении, что, казалось, каждый о многом раздумывал про себя, не решаясь высказать свои чувства вслух. Наконец Исидора заговорила: