– Спасибо!
– Всебор смущённо кивнул и принялся обматывать руки.

Теперь паруса были закреплены, и оставалось только вырваться из гавани. Судя по всему, на сторожевом корвете пока ещё ни о чём не догадывались. Торговля Спумариса с другими странами знавала лучшие времена, и каждый купец, заглядывавший теперь в город, на обратном пути мог рассчитывать на снисхождение. Потому досматривались суда без пристрастия, а за определённую мзду можно было обойтись и без досмотра.

Над корабельной кухней курился дымок, по палубе сторожевика бегала вислоухая дворняга. Впрочем, офицеры в чьи обязанности входил контроль над гаванью, уже переместились на бак, и с интересом поглядывали на пиратскую шхуну.

– Если тот гусь в треуголке захочет рассмотреть посудину в подзорную трубу, - пиши, пропало!
– бросил Вертлюга.
– Сразу просечёт, что "Пьяный краб" это не "Морская лань".

– Итак, судари, молитесь своим богам!
– рыкнул Сликкер.
– Пушки-то они всё ж расчехлили. Врежут ниже ватерлинии, и прощай дорогая...

Шестеро матросов и Всебор с Жилем столпились у левого борта. Только Клаус куда-то смылся. Королевский корвет, выкрашенный и вылизанный по всем правилам военного флота, мерно покачивался на расстоянии пушечного выстрела. Можно было рассмотреть лица офицеров, и даже обгрызенные уши корабельного пса, который, завидев "Пьяного краба" принялся громко лаять.

Сигнальщик на носу сладко зевнул и, взмахивая флажком, подал знак, приказывая бросить якорь. Несколько матросов с корвета вяло стягивали брезент с ялика и ворочали блоками на талях, готовя шлюпбалки к спуску.

– Хочет, чтоб остановились, - смахивая горячий пот со лба, прошептал Вертлюга.
– Дурачьё! Остановиться, значит подписать себе приговор.

Всебор с любопытством покосился на матроса. Обветренное вытянутое лицо, смуглая кожа, светлые глаза и длинные просоленные патлы, собранные в хвост. Вертлюга выглядел, так как и должен был выглядеть представитель его профессии. Грубый в обхождениях, поджарый и жилистый по виду.

– "Что-то нам сулит этот день, - промелькнуло вдруг в голове.
– А ведь старина Жиль прав, это приключение может выйти нам боком".

Он подумал о Сейбилене, о том, что старик с лёгкой душой занимается в данный момент повседневными заботами, даже не подозревая о случившемся. И ему стало жалко, этого умудрённого опытом, обиженного жизнью человека, который столько для него сделал.

– Что с нами будет, если не получится?
– Зубастик стоял рядом и, стуча зубами, дрожал.
– Ох, как я не люблю военных...

Похоже на шхуне испытывали одинаковые чувства все кроме Сликкера. Сложная ситуация забавляла пирата, возможный исход его не страшил, он вошёл в азарт и выжимал из судна всё, что было возможно, меняя курс следом за ветром.

– Ещё немного и они поймут, что мы их дурачим, - бросил Вертлюга.
– Вот тогда и начнётся настоящая потеха.

Но видимо на корвете уже заподозрили неладное, и офицеры начали громко и суетливо отдавать команды. Послышался свисток боцмана, и на палубу высыпали гвардейцы.

Они выстроились в шеренгу и принялись заряжать мушкеты. Осознание того, что из-под носа уплывает суточный заработок, заставило командира корвета, громко и визгливо выругался.

– Поднять цепь!
– завопил он, в ярости взмахивая руками.
– Перекрыть выход этим чертям...

Только теперь Всебор заметил, что на прибрежной скале замыкавшей выход из гавани был установлен огромный ворот с барабаном, к которому крепилась толстая ржавая цепь. Натягивая на ходу камзолы, к вороту бежали солдаты береговой стражи.

– Придурки! Этим меня уже не остановишь!
– оскалился Сликкер.
– Я и не из таких сетей выскальзывал...

"Пьяный краб" поравнялся с корветом и, глумясь над незадачливым противником, Сликкер отвесил командиру военного корабля издевательский поклон. Загрохотала наматываемая на барабан цепь, - несчастные служаки изо всех сил пытались вытянуть её на поверхность, но было уже поздно. Под всеми парусами шхуна вырвалась в открытое море, а ей вслед трескуче защёлкали ружейные выстрелы.

Когда началась пальба Всебор и Жиль, вместе с остальными матросами, попадали на палубу. Схлопотать кусок свинца в шаге от свободы то ещё удовольствие, а стреляли флотские со знанием дела, прицельно и кучно. Пули свистели над самой головой, яростно разносили в щепу и без того ветхие доски корабельной обшивки. Только Сликкеру было всё нипочём. Старик, чуть ссутулившись, так и стоял на мостике, вцепившись обеими руками в облезлый штурвал.