Шрифт:
Важенин извлек колбасу, освободил ее от бумажки и призывно замахал ею над головой.
— Дружочек, дружочек! — В эти минуты им руководило какое-то непонятное, буйное, дикое ощущение свободы и вседозволенности.
Собака бросилась по направлению к нему, гремя своей цепью, не отпускавшей ее от проволоки, натянутой по земле, рыча и большими скачками подпрыгивая вверх.
Важенин увидел, какая она огромная и лохматая. От страха у него зашевелились волосы. Но веселье не покидало его: она его не достанет.
— А ну стой! — вдруг завопила откуда-то взявшаяся рослая, тучная, пожилая тетка в стеганом ватнике. — Это что у тебя в руке? Иголками, небось, начинил! А ну на место, Пират! На место! У-у, скотина, только и знает подачки выпрашивать!..
Ругаясь и безбожно стегая ее хворостиной, подобранной в какой-то момент под ногами, она отогнала собаку назад и вновь повернулась к Важенину, придурковато пялившемуся на нее из-за забора.
— А, ты еще здесь, — проговорила она с угрозой, подступая к забору и подбоченившись. — Чего ты туда залез? Чего тебе надо? Ну иди отсюда, пока не позвала кого следует!
— Гляжу, времяночка у вас неплохая, — улыбаясь, как ни в чем не бывало ответил Важенин. Теперь уже, когда появилась хозяйка особняка, как он успел догадаться, у которой можно многое выведать, он решил ни за что не отступать от своего замысла.
— А тебе-то что до времянки?
— Квартирку хотелось бы снять, — ответил Важенин.
Та недоверчиво посмотрела и отбросила хворостину.
— Я на полном серьезе… Если надо, могу и помочь: и дров наколоть, и угля натаскать…
— Есть у меня уже уголь кому таскать, — проворчала старуха. — Сдала вот одним на свою голову. Жду не дождусь теперь, когда съедут.
— Да мне и не к спеху! — обрадовался Важенин, чувствуя, что разговор принимает желательный для него оборот. — Пусть себе поживут. А я к лету квартирку подыскиваю, или даже к осени — студент я, заочник. Сессия у меня будет осенью, — говорил он о вещах, о которых даже вовсе не знал, стараясь снискать у старухи доверие любыми средствами и все больше и бесстыднее начиная завираться. — Август, сентябрь надо будет как-то готовиться: читать, писать… Ну, дело ясное, — куда уж там квартиру искать! Поэтому я и решил, что надо заранее… А хорошо, гляжу я, у вас!.. И остановка под боком… А за ценой бы я не поскупился — сколько назначите, столько и будет. Вот только желательно бы посмотреть ее изнутри, мало ли что… Вдруг там и полы уж подгнили. Или кровля прохудилась. А я другим разом мог бы и доски с собой привезти, подновить вашу времянку. Ну так что, мамаша, может, согласны?
— Ишь ты, деловой какой! — усмехнулась старуха, оглядывая его с интересом. — Кем же ты работаешь, что даже досками распоряжаешься?
— Бригадиром плотников в колхозе «Путь к коммунизму», это в Чиликском районе, — воодушевленно присочинил Важенин.
Старуха поколебалась.
— Ну что ж, если тебе к лету, то заходи. Только документы покажь.
— Какие же у меня документы, — удивился Важенин. — Я же только присмотреться приехал. Как договоримся, так привезу.
— Ну, ладно, — согласилась старуха.
Она открыла калитку, и Важенин ступил во двор, пряча за улыбкой и радость, и стыд, и смущение, оттого, что так много наврал.
Сидевшая у сараев собака в волнении перебирала передними лапами и, клоня свою крупную косматую морду с одного плеча на другое, издали с вожделением следила за его рукой, сжимающей кусок колбасы.
— Вот, — протянул он хозяйке, — возьмите. Это вашему Пирату. Я бы и сам с удовольствием съел, да пока ехал в автобусе, уронил его на пол. Не пропадать же добру…
Старуха взяла колбасу и повертела ее перед носом, потом зачем-то понюхала.
— Дорогая, небось… для собаки-то, — и, покачав головой, кинула на широкую, испещренную следами лап, помоев и мерзлой свалявшейся шерстью проталину у конуры.
— Умница он у вас: зря не залает, — уважительно отозвался Важенин, наблюдая вместе с хозяйкой, как собака набросилась на лакомство и, разделываясь с ним, утробно урчала и косила на них желтыми с кровью глазами.
— Куды уж! — возразила старуха. — Только и знает, что жрать да дрыхнуть целыми сутками… Страшенный — потому и держим.
Затем она подвела его ко времянке и толкнула перед собой низенькую дверь, из обветшалой обивки которой торчали наружу клоки истрепавшегося бурого войлока. Важенин пригнулся, шагнул следом за ней; потом открылась еще одна дверь, и они очутились в темном, тесном, кучно обставленном помещении, где Важенин, протискиваясь мимо старухи вперед, с шумом задел за что-то коленом и вынужден был придержаться рукою стены, — в помещении, скорее напоминающем затхлостью воздуха и устоявшимся полумраком какой-нибудь погребок для хранения картофеля, нежели человеческое жилье.