Кондоминимум, в котором поселилась Белла, был только что построен в одном из многообещающих пригородов Атланты и представлял собой модное сообщество, уделяющее большое внимание проблемам экологии. У застройщиков были амбициозные планы — они тщательно подбирали будущих жильцов и убеждали их знакомиться друг с другом до того, как заключать договор. Они говорили: «Не думайте об этом как о кондоминиуме. Считайте, что это семья.» Они не считали нужным добавлять «большая, дисфункциональная и склочная семья, состоящая из людей, которые непрерывно спорят о правилах и рекомендациях для своего сообщества», но это не важно.

Я помогал Белле устроиться на новом месте. В одном из углов спальни мы натянули от пола до потолка тросики со светильниками. Когда мы занимались сексом, их свет образовывал на кровати необычные тени. Компьютер стоял на столе, а прялка под столом так, чтоб Белла могла крутить её колесо пока программа компилируется. Ткацкий станок занял угол в котором более традиционно смотрелся бы диван или рояль.

У неё быстро появились друзья в местном большом и устоявшемся сообществе людей, любящих необычный секс, кинк. Однажды она позвонила мне.

— Эй, Франклин, что ты делаешь через две недели?

— Откуда я знаю, что я делаю через две недели?

— Ну, тут будет BDSM конвент…

— Что?

— BSDM конвент! Куча людей придёт чтоб посетить мастер-классы и всё такое.

— О чём?

— О кинке!

— Люди устраивают об этом конвенты?

— Конечно! Я иду. Приезжай — пойдём вместе!

Я никогда не участвовал ни в чём подобном, и немедленно заказал билет. Конвент проходил в секс-клубе, которым владели и управляли несколько человек, хорошо известных в соответствующих кругах Атланты. Для мастер-классов и показов они созвали людей со всей страны. К ночи здание превратилось в гигантскую хорошо укомплектованную темницу для открытого взорам действа.

Было довольно страшно, войдя, увидеть множество незнакомцев, раздетых в разной степени и участвующих в мастер-классах о том, что, как я был уверен, существует лишь в фильмах определённого сорта, тех, которые вы не станете смотреть вместе с родителями. Я не мог даже представить чего-то подобного. К тому моменту я уже был жадным исследователем всех видов кинка, но в спальне, тогда как то же самое, происходящее открыто, в присутствии других людей, ощущалось странным. Я был заторможен и стеснителен, не понимая толком даже царящего здесь этикета.

Моя стеснительность восхитила Беллу. С самого начала наших отношений она всегда по-хорошему радовалась, раздвигая мои границы. Этот конвент давал ей шанс повернуть эту ручку до упора. В первый вечер мы зашли на мастер-класс по играм с огнём, который вела милая молодая женщина с татуировками. «Не хочет ли кто-то из слушателей вызваться и попробовать это на себе?» — спросила она после окончания показа.

Белла подняла мою руку. «Я объявляю добровольцем Франклина!»

Женщина отвела меня к месту демонстрации, сняла с меня рубашку, обрызгала разбавленным спиртом и подожгла горящим кусочком ваты, обёрнутым вокруг палочки. В тот вечер я узнал две вещи. Во-первых, есть люди, которые занимаются этим для сексуального удовольствия, достаточно людей для того, чтоб об этом печатали книги и проводили мастер-классы. Во-вторых, то, что я оказался объят пламенем, пусть и в контролируемых условиях при минимальном риске и отсутствии боли, разбудило во мне что-то глубоко первобытное, совершенно недоступное разуму… что, я полагаю, немного объясняет первое.

Тем же вечером мы видели мужчину, который хлестал плетью свою жену, растянутую на хреновине, немного напоминающей пилораму. Когда он закончил, он с Беллой разговорились. Через несколько минут она вернулась ко мне.

— Хочешь узнать, на что это похоже, когда тебя хлещут плетью?

— Не знаю, — скептически ответил я. — Думаю, что эти кнуты для меня уже за гранью. — Конечно, я пробовал все виды необычного секса: групповой секс, связывание, шлёпанье, завязанные глаза, но, пожалуй, эти кнуты и плётки это слишком. Я достаточно люблю кинк, но, знаешь, не такие извращённые штуки.

У Беллы засияли глаза. Она сказала:

— Возможно, я хочу попробовать это с тобой. Двигай свою жопу в ту сторону.

Белла была моей первой любовницей, являвшейся собственно сексуальной садисткой. Ей нравилось причинять мне боль, и, хотя и не особенно склонен к мазохизму, я уже знал как прикольно смотрится её возбуждение от того, что она шлёпает меня.

В конце концов, не попробовав, не узнаешь, подумал я и сказал: «Хорошо».

Во время того, как меня впервые в жизни хлестали плетью, я растянутый на раме и вдыхающий запах кожи, узнал кое-что интересное: люди совершенное неспособны предсказать, что именно они почувствуют в незнакомой ситуации. Это оказалось ничуть не похоже на то, как я это представлял себе. Где-то посередине между интенсивным массажом и шлёпаньем, немножко болезненно, но не по-настоящему больно и очень, очень медитативно. «Вау!» — сказал я после этого, чувствуя ликование и что-то вроде лёгкого опьянения. «Это было здорово!» Тем вечером я купил у продавца, чей столик стоял рядышком в уголке свою первую плётку, с чёрной ручкой и хвостами из мягкой замши.

И, отбросив смущение, бросился в водоворот конвента, изучая всё, что можно. Мы с Беллой отлично провели время.

Белла действительно начала знакомиться с соседями, но, похоже, не так, как это ожидали застройщики. Однажды днём, когда я был у неё, мы строили на заднем дворе большую деревянную раму.

— Что это вы делаете? — спросил сосед.

— Раму для подвешивания! — ответила она.

— Что, простите?

— Раму для подвешивания! Если я захочу быть привязанной или, может быть, привязать кого-то другого так, чтоб он не касался земли, — при этих словах она краем глаз посмотрела на меня.