– Как же ты ее... видишь? Сам же говорил - руки не поднять.

– Я и не поднимал. Просто упал так, что она почти перед глазами. Сначала это было как рисунок, он будто под кожей плавал, так странно... Я думал - бред, не сказал ничего. А теперь рисунок пропал, зато кожа очень сильно чешется, и чешуйки. Мелкие... растут... у тебя нет?

– Я себя не вижу.

Я подумал. А может, это не такой уж и бред? Мирок-то здешний с приветом. После драконов и моментального лечения неходячего инвалида путем хождения по горячим углям можно еще и не в то поверить. И эта девчонка...

– Думаешь, это она нас чем-то заразила?

– Чем?

– Не знаю. Как в фильмах про оборотней. Знаешь? Если он тебя укусит...

Славка то ли поперхнулся, то ли фыркнул:

– Ты еще скажи в кино про зомби. Кого укусят, тот умрет и станет таким же.

– Другие версии есть?
– судорога, подергав по очереди все мышцы, откатилась.

Славка помолчал.

– Что-то в этом есть...

Угу. Выбор у нас есть. Интересный такой выбор. Помереть или превратиться в "неведому зверушку". Шикарно просто. Не знаешь, что и лучше.

– И кем мы станем? Кто у нас чешуйный? Змеи там... может, ящерицы?

– Они мелкие.

– Как раз по...
– ух, как голова кружится...
– по тебе. Хоть удерем. Они, говорят, в любую щель пролезут.

– Было бы так просто - она бы давно удрала.

Да, девчонка-то тут осталась! Значит, про всякие щелочки можно забыть.

– Может, кем-то покрупнее станем?

– Крокодилами? Динозаврами?

– Драконами.

Потолок опять надвинулся, и я торопливо закрыл глаза. Вот же мерзость. Драконами... Вот и договорились. До полного бреда...

Или не бреда... черт! Боль снова вгрызлась в тело, отобрав и слова, и догадки, и даже дыхание. Болллль... невы... невыносимая...

– Что? Макс! Макс, что?

Ответить удалось только спустя вечность.

– Ннне... не кричи... не... пожалста...

– Что с тобой?!

– Н-ничего... судорога... крутит.

– Я не понимаю...

– Я тоже, - сквозь зубы прошипел я, пережидая очередную судорогу.
– Сейчас...

Она все не отпускала - такое впечатление, что кто-то огромный решил выкрутить меня, как выстиранные простыни. Ноги, потом спину... шею... а голову, кажется, решил проткнуть. Или оторвать. Я все ждал, когда она кончится, сцепил зубы так, что во рту что-то хрустнуло, терпел и ждал...

Только она не кончалась. Жгла и жгла... огнем.

Потом что-то резануло по глазам - светлое, очень светлое.

– Макс!

И... и, кажется все...

Тесно. Давит. Плохо. Больно. Пло...

Тесно!

Твердое - скорлупа?
– проминается под ударом. Приятно. Смешно. Еще раз! Твердое ломается, разлетается в осколки, и что-то тяжелое рушится на спину. Неприятно. Ломать, ломать, ломать! Все тут ломать! Мешает!

Как хрустит. Нравится. Мне нравится. Еще ломать! Хорошо!

На спину падает что-то мелкое, светящееся-внутри. Поддеваю его носом. Смешной. Верещит и брыкается. Их тут много таких, мелких. Тускло светятся. Суетятся и кричат. Колются. Глупые.

А рядом есть еще один-как-я. Большой и внутри-горячий. Только он пока спит. Толкнуть?

Арраурррррр! Больно! Еще одна светящаяся-мелкая, что она делает? Больно! И горячая. Немного-горячая. Что ей надо? Не сметь трогать меня!

Отстань, плохая!

Твердое наконец ломается совсем, становится светло сверху. Здесь белое-хорошее, я с наслаждением окунаю в него голову... оно прохладное и мягкое. Хорошо. Нагрести бы его полные крылья. Но его так мало...

Искупаться не хватит. Обидно. Хоть подышать. Хииииииииии!

Мелкие не отстают. Суетятся и колются. Внутри-горячего хотят в глаз уколоть. Плохие. Уйти. Надо туда, где много белого-хорошего. Там... там, далеко-впереди. Там будет хорошо. Весело.