— Где — здесь? — переспросила она уже тише.

— Да здесь я!

Като повернула голову в том же направлении, откуда предположительно доносился голос Гарда, и опять очутилась нос к носу с хищником.

— Като, я здесь, — ответил его хрипящий сдавленный голос.

Девушке потребовалось около минуты, чтобы осознать, что она только что говорила с каракалом и ухватиться за ветвь куста, дабы не упасть в обморок.

Она перевела взгляд на брюхо зверя и не своим голосом крикнула:

— Гард, ты внутри? Тебя проглотили?

— Да никого я не глотал, кроме твоего колдовского отвара!

— Наверняка это всего лишь один из этих дурацких, чересчур реальных снов…

— Могу укусить, потом не жалуйся, что «чересчур реально». Только боюсь, вряд ли ты проснешься.

Като бросила взгляд на клыки нового обличья ювелира и одурело пробормотала, наполовину теряя сознание:

— «Выпей, когда понадобится». Представляю, что бы было, если бы я стала кошкой! Да меня облаяли бы все соседские собаки, когда я возвращалась бы домой!

— Слушай, ведьма, ты несешь редкую околесицу. Тебе нехорошо, ложись полежи на травке, глядишь, вспомнишь, как вернуть мне мое прежнее тело.

Като несколько раз вздохнула-выдохнула, и, последовав кошачьему совету, тяжело опустилась на лесную подстилку, держась рукою за куст.

Она вытянула вторую руку перед собой и легонько дотронулась до кончика каракальего носа, словно удостоверяясь, что зверь перед ней настоящий — но тут же в страхе отдернула. Нос оказался влажным, слегка шершавым на ощупь, как у всех кошек. Узкие стрелки зрачков его при этом на мгновение расширились, из вертикальных черточек превратившись в черные кружки.

— Мне жаль тебя разочаровывать, — севшим голосом прошептала Като. — Но я не колдунья. Не я варила это зелье, и не мне знать, как тебя расколдовывать.

— И после этого они сожгли оборотня, — Като только что закончила вкратце рассказывать Гарду о своих приключениях здесь, в Сеймурии. Она не бралась утверждать, что услышанный ими ранее вой издавали волколаки, но по ходу своего рассказа торопливым шагом следовала в сторону Совитабра, намереваясь как можно скорее покинуть небезопасный лес.

Кот неслышно ступал рядом пружинистыми лапами со смертоносными когтями, уши его ходили ходуном, и было ясно, что он не пропускал ни слова.

— Чушь. Волки-оборотни, надо же! Свежо преданье; знаешь, ведьма, в Н-ске ты бы прошла как соучастница убийства человека, какие бы галлюценогенно-оптические игры не представали в твоем помутившемся на тот момент мозгу. Волки-оборотни, вот же фантазерка!

Ювелир в кошачьем облике помотал из стороны в сторону большой кошачьей головой, и кончики-кисточки на его ушах смешно зашевелились.

Като вдруг подумалось, что она с удовольствием придушила бы своего собеседника за такое хамское неверие, не будь им опасный хищник, что, безусловно, и останавливало. Девушка даже поймала себя на мысли, что присутствие в ее кармане перочинного ножа уверенности в нее больше не вселяло, и что она побаивается ювелира в его новом обличье.

— Однако же ты видел, как Белое Древо обращается лодкой. — Сухо отозвалась она. — Вдобавок, ты теперь — кот. Станешь отрицать магию?

— Я все еще питаю робкую надежду, что это всего-навсего какой-то твой колдовской фокус с моим сознанием, и что при свете яркого солнышка, как только, ты говоришь, мы беремся из этого мрачного леса — что все развеется, и от колдовства твоего не останется и следа.

Еще несколько минут ходьбы, и они действительно вышли к опушке Ульмского леса, а с вершины первого песчаного бархана пустыни перед ними открылся небывалый, сказочный вид.

Пустыня расстилалась впереди, насколько хватало глаз, она подступила к самому лесу, и ее костяного оттенка песчинки подбирались к корням вековых вязов на опушке.

А над апельсиновой дымной полосой далекого горизонта распростерлось небо цвета берлинской лазури, непривычно яркое, безоблачное. Луна, почти втрое больше обычного, уже ясно просматривалась на сумеречном небосводе, впрочем, как и малиновая гигантская планета Войны — эта светила почти наравне с заходящим Солнцем, только в противоположной части небосклона — где-то над самым сердцем Белой пустыни.

Разливавшийся от горизонта закат поглощал небесную лазурь картинно, рыжими мазками-пятнышками. Его отсветы играли на узорчатых, из полированного камня воротах Совитабра; и кот, и девушка зачарованно следили за необычным наступлением сумерек в этих краях.

Но едва чья-то невидимая рука рассыпала но небу звезды, горящие в далекой вышине разноцветными алмазами, ворота Совитабра затворили, дабы ночные демоны из леса и пустыни не проникли в город. Казавшиеся лилипутами с такого расстояния, стражники с луками и арбалетами заняли свои места на башнях у ворот, готовые дать отпор любому зверю или же нечисти.