Вот тогда Стефан и ударил, во всю мощность лазера, уже не стремясь экономить заряд батарей. Капитан выставил регулятор энергоотдачи на максимум, зная, что даже если луч прошьет первого врага насквозь, цели все равно найдутся: фрины шли через болото друг за другом, несколькими группками.

– За Влада!!! За Леху!!! За наших на Саванге!!! За Рапиду!!! – орал Гайгер, с колена поливая чужаков.

В эти мгновения Стефан не думал о том, что пришельцы не понимают человеческого языка. Такого просто не могло быть: язык ненависти универсален для всех рас и цивилизаций, и фрины умирали, зная, что это пришла расплата. За майора Быкова. За лейтенанта Аверинцева. За вероломное нападение на мирные планеты людей...

Атака последнего защитника тропки была так неожиданна и безрассудна, что каратели в первый миг растерялись. Этого оказалось вполне достаточно для Гайгера – профессионала высочайшего класса, которого много лет готовили убивать врага. Замершие фрины в состоянии шока – неподвижные мишени – что может быть лучше, если ты мстишь за своих?!

Капитан прыгнул в вязкую жижу за пару секунд до того, как над топью, с противным электрическим потрескиванием, пронеслись огненные шары. Теперь было уже не до того, чтоб беречь автомат от грязи и песка. Гайгер знал, его «Шквал-3» способен выдержать многое – «машинку» создавали талантливые конструкторы. Обычно оружие берегли из уважения и любви к нему, точно так же виртуоз-скрипач холит и лелеет свою скрипку, разговаривает с ней, как с живым существом. Точно так же пианист испытывает физическую боль, когда слышит дребезжание струны в любимом инструменте. Однако Гайгеру стало не до сантиментов.

Едва только вторая волна светящихся шаров пронеслась над головой, капитан с шумом вынырнул из грязи – теперь уж точно как доисторическая нечисть, родившаяся на Саванге, – и выплюнул во врага всю ненависть колючими иглами лазера. А затем с придыхом бросил осколочную гранату в темную подвижную массу на берегу топи.

Грохот взрыва. Вопли отчаяния и боли. Это был достойный ответ за Влада Быкова и Леху Аверинцева.

Гайгер не стал ждать, пока фрины оправятся от шока. Конечно, среди них было много покалеченных, посеченных острыми злыми кусками горячего металла, но достаточно и одного уцелевшего стрелка с молниеметом или генератором шаровых энергосгустков, чтобы накрыть Стефана.

А капитан умирать не собирался. Он посчитал, что вполне прилично разозлил врагов: не меньше чем пять-семь трупов за Славу Быкова, не считая раненых. Достаточно для того, чтобы каратели пришли в неистовство, забыв обо всем, бросились в погоню.

Это было как раз то, что требовалось «Анаконде». Отступая через небольшую рощицу, располагавшуюся позади топи, Стефан злобно улыбался, то и дело оглядываясь. Фрины работали генераторами молний яростно, словно намеревались все болото превратить в пар. Теперь они не знали, откуда последует атака: из трясины или из укрытий возле дальнего конца тропки, а потому аппараты, стрелявшие шаровыми молниями, абсолютно впустую долбили жидкую грязь, поднимая к небу облака брызг, пара и, наверное, каких-то мелких букашек, пиявок, прочих жителей болот Саванга, случайно угодивших между молотом и наковальней.

...Он догнал Полещенко и Поулеску через двадцать или тридцать минут, стараясь оставлять за собой ясно видимые следы, которые показали бы фринам, в какую сторону ушли выжившие десантники. К его удивлению, Максим и Тадеуш двигались очень медленно, отдалились от места боя не так заметно, как ожидал Гайгер.

– Прибавили! – догнав товарищей, подбодрил капитан. – Пусть побегают за нами! Измотаем гадов!

– А где Влад? – медленно, с трудом переставляя ноги, спросил Полещенко.

– Майор Быков погиб, – горестно ответил Стефан.

Чуть постояли молча, никакие пафосные слова тут не требовались.

Потом Тадеуш Поулеску тронул Гайгера за плечо.

– Стефан, есть небольшой разговор, – негромко сказал он и посмотрел на Полещенко, кусавшего губы. – Макс, ты присядь пока на кочки, передохни...

Два офицера отошли чуть в сторону – так, как хотел Тадеуш.

– У Макса серьезные проблемы с ногами, – тихо проговорил фельдшер. – Я укол сделал – не помогло. Боли нет, но не это главное. Полещенко почти не может управлять конечностями. Даже не знаю, что получилось: то ли навсегда повредило нервные центры, то ли на время отключило их. Кажется, управляющие импульсы проходят с трудом. Ну... понимаешь, это как будто система с запаздыванием. Представь, что ты едешь на мобиле, повернул руль, а машина еще какое-то время движется вперед и лишь потом начинает реагировать на твою команду. Или пытаешься тормозить, топишь педаль в пол, а болид летит дальше... Догадываешься, что выходит? Макс страшно мучается, но идти с той же скоростью, что мы, не способен. У него ноги все время заплетаются, уже семь потов сошло, пока сюда добрели.

– Значит, возьмем под руки и потащим на себе, покуда ноги не разойдутся... – тут же решил Гайгер, теперь оставшийся главным в тройке.

Только сказал он это чересчур громко, и Полещенко услышал.

– Не надо! – попросил Максим.

Он сидел на кочке, разложив перед собой содержимое заплечного мешка. Вставлял запасные энергобатареи в захваты на «разгрузке», а осколочные гранаты вешал так, чтоб предохранительное кольцо можно было сорвать одной рукой перед броском. Если вдруг вторая не сможет действовать.

– Макс, ты что это удумал? – ласково спросил Стефан, присев на корточки возле товарища.

– Уходите, – попросил Полещенко. – Я уже не игрок, мне вместе с вами не оторваться от преследователей. Уходите, я прикрою. Единственная польза от меня...

– Болван! – разозлился Гайгер, сгреб вещи в мешок, забросил автомат контуженого товарища себе на плечо, просунул голову под руку Максима. – Тадеуш! Взяли!

Старший лейтенант впрягся с другой стороны, и они потащили Полещенко на себе. Максим заупрямился, попытался упереться ногами в землю, но те плохо подчинялись.