не смели.

Ты улетал в феврале или в марте — загадочной

американской авиакомпанией Delta — на четыре месяца.

Примириться с тем, что мы расстанемся так надолго, мы не могли. И ты решил во что бы то ни стало взять

меня с собой.

Мне казалось, что это утопия. Ведь гудбай, Аме-

рика, о, разве нет? Нас так долго учили любить твои

запретные плоды. Ты написал какие-то заявления, я заполнила какую-то анкету и каким-то чудом

получила американскую визу.

На следующий день я пришла к нежнейшему

Льву Иосифовичу Гительману, заведующему кафедрой

западноевропейского театра, где я преподавала.

Мне нужен был отпуск на целых два месяца!

Я что-то плела про то, что буду заниматься своей

диссертацией в американских архивах, там столько

всего собрано и издано об Айседоре Дункан.

Но тогда и без Айседоры Дункан все понимали,

что такое Америка. Гительман выслушал меня

и сказал:

— Как можно от такого отказаться? Поезжай-

те — и передавайте привет нашему любимому

Сереженьке.

Он был мужем обожавшей тебя Нины Алексан-

дровны Рабинянц, которую ты называл Нинон

и замечательно изображал, как она говорит, перебирая

тонкими пальцами в кольцах: “В этом актере есть

ма-а-анкость».

Незадолго до моего отъезда кто-то сказал мне, что в Америке ты развязал — начал пить. Кажется, сказала Катина подруга, которая услышала это

от самой Кати. Почему-то я сразу поверила —

было ощущение, что меня с силой ударили в живот.

Я пришла в отчаяние. Что делать, я не понимала.

И почувствовала, что всё это было с самого начала

предопределено.

Потеря нашего рая. Начало конца.

49.

26

171

августа 2013

Какой роскошью был для нас с тобой телефонный

разговор во время твоего американского путешествия!

Мы жили тогда в однокомнатной квартире на

Васильевском острове. Телефона там не было — мы

потеряли нашу линию в каких-то бюрократических

проволочках, а восстановить ее не удавалось несмотря

ни на какие знакомства и взятки. Иных способов связи

не существовало, и коммуникация с внешним миром

была полна случайностей и неожиданностей.

Сейчас жизнь устроена совсем по-другому

и связь — во всех смыслах — совсем другая.

Наша с Сережей любовная связь разворачивается

отчасти в сетевом пространстве — все-таки мы то

и дело оказываемся за тысячи километров друг от

друга. Сотни фейсбуковских месседжей, мейлов, эсэмэсок, скайповские чаты, бесконечные фотографии, которые снимаются на телефон и отправляются

в режиме реального времени. Мы сходили с ума из-за

отсутствия немедленных ответов. Мы поливали слезами

клавиатуру наших лэптопов и в ярости швыряли

об пол айфоны. Мы блокировали друг друга на

“Фейсбуке” (это называется “банили”), а потом возвра-

щали (это называется “френдили”). Даже слова “я тебя

люблю” мы впервые произнесли где-то между

“Фейсбуком” и эсэмэской. Я написала ему из токийско-

го аэропорта: “Мне кажется я тебя наверное все-таки

может быть...” Но самого главного слова не сказала.

Не могла сказать, не глядя в глаза.

А ты звонил мне из Штатов раз или два в неделю

в строго условленное время — я ждала этого звонка

в квартире Миши Трофименкова, который жил на

соседней линии. Когда ты впервые позвонил мне после

шокирующей новости о том, что ты развязал, я сразу

спросила:

— Это правда?

— Что — правда?

— Что ты начал пить?

Ты спокойно и очень естественно сказал:

— Господи, Иванчик, с чего ты взял! Кто сказал

тебе эту чушь?

— Катя сказала.

— Катерина всё выдумывает, ты же понимаешь

почему. Я не начал пить. И не начну. Приезжай скорей.

Я тебе поверила. Мгновенно. Потому что хотела

поверить.

Но страх, тревога, предчувствие конца меня

не покидали.

50.

27

173

августа 2013

Иван! Я ехала к тебе в Америку! Мне предстояло

купить билет.

Разумеется, ни о какой “Дельте” в моем случае