— Правда, — сказал Зырянов. — Я за это голову положу.

— Он за это голову положит, — сказала Лидия, пытаясь улыбнуться, — это правда. Мы собрали большие коллекции, которые имеют важное научное значение и будут изучаться в Москве.

Николай Алексеевич думал. Лидия и Василий молча ждали.

— Сейчас высылайте лямщиков на правый берег. Потом на левый.

Они вышли на посветлевшую палубу.

— Дайте ему мегафон, — сказал Николай Алексеевич помощнику. — Подайте команду отсюда, — сказал он Зырянову.

Василий поднял трубу и повернулся к барже. На палубе стояло все ее население, и все глаза устремлены были в эту минуту на Зырянова.

Он опустил трубу.

— Пока я не в их руках, они не поверят моим приказам и не исполнят их.

— Как только я подойду к барже, они утопят буксир, — сказал Николай Алексеевич усмехаясь.

— Отправьте канат с нами на берег, — сказал Василий. — Потом скомандуйте им всем на берег. Через час перебросите половину на другой берег.

— Лидия Максимовна, пожелаете остаться на буксире? — робко пригласил сын казака.

— Спасибо, Николай Алексеевич, теперь я сама стану буксиром! — Лидия засмеялась. — Не хочу, чтобы люди меня осудили.

— Эти люди? — Николай Алексеевич чрезвычайно удивился. — Да что вам от их осуждения? Какие же они судьи вам?

— Я не знаю, — искренне сказала Лидия.

Они съехали на берег. Лидия присела на круге каната на снегу.

На барже кричали и спорили, затем гулко прокатился голос бородача, сбивая весь шум, и словно толкнул толпу с палубы. Люди стали сходить по длинной пружинящей доске.

Они сходили с баржи и бежали к Зырянову с решительными, опаленными лицами, сверкая глазами.

— Они не убьют вас? — тихо спросила Лидия.

— Нет. — Василий подумал и повторил более уверенно: — Нет.

Ей казалось, что они сразу собьют его с ног многоголовой, но сливающейся и страшно осмысленной волной.

Они мчались и набегали на худощавого и напрасно такого спокойного юношу возле девушки, сидящей на бунте каната, и обрушились бешеной пеной крика:

— Завел?! Хозяин!

Лидия с облегчением увидела, что к ним бежал буйноголосый.

Василий легко глянул в глаза крикунам и продолжал считать людей на доске, сходивших с баржи. Не отрывая глаз от баржи, он сказал заурядно:

— Посторонитесь, чтобы я видел трап.

Они посторонились и продолжали ругаться так же устрашающе громко, но гораздо спокойнее. Подошли Порожин и Небель.

— К чему эта высадка? — спросил Бернард Егорович.

— «Верхоленец» сам вытянуть не может, — сказала Лидия.

И Василий с облегчением промолчал. Она почувствовала его успокоение и ощутила на себе враждебное ожидание толпы. Это и был момент наибольшей опасности для Зырянова, если бы он принужден был сам ответить на вопрос Небеля.

Она с ненавистью взглянула на Небеля и улыбнулась ему, готовая отразить его дальнейшие бессмысленно страшные выпады. Бернард Егорович воскликнул, издеваясь над Зыряновым:

— Но в таком случае надо спешно возвращаться в Усть-Кут и в ударном порядке грузить слюду на баржу!

Бородач шагал махом и уже слышал их разговор.

— Что вы, Бернард Егорович! Разве народ позволит вам отнять баржу обратно под слюду! — Она говорила это весело и с ужасом подумала: «На что я способна!»

— Вот именно, у тебя на это зубов не хватит, — весело прогремел буйноголосый и встал рядом с Зыряновым.

Толпа угрожающе загудела, послышались возгласы:

— Голову отломаем!

— Отправить самого в Усть-Кут, самоплавом!

Небель побледнел.

— При чем же я? — сказал он мрачным лицам, надвинувшимся вокруг. — Ведь я сыронизировал.

— А я пять лет сыра не зыривал! — заорал обросший человек. — Отходи, пока цел!

Бернард Егорович, не споря, быстро ушел к барже.

— У меня к вам несколько слов, товарищ Зырянов, — холодно сказал Порожин. — Пройдемся.

— Нельзя ли вам говорить при всех? — попросил Василий.

— Потому что мы любим шепоток во весь роток, товарищ начальник, — сразу поддержали из толпы.

— Пожалуйста. Я узнал, что вы телеграфировали из Усть-Кута Совнаркому Якутии с безответственной просьбой предоставить для экспедиции баржу, фактически на погибель. Меня поражает подобный поступок.

— Я подписал телеграмму своим именем.

— Не верю, чтобы в Совнаркоме обратили внимание на телеграмму, подписанную каким-то Зыряновым, — перебил Порожин с раздражением.