Шрифт:
— Вам в тот день нездоровилось, Александр Дмитрич… Надо было смело принять решение и дерзко, без колебаний, провести в жизнь.
— Верно! — воскликнул бородач.
Порожин, морщась, прикрыл ухо.
— Но я не вижу возможности двигаться вперед. Наоборот, вы завели четыреста человек в пустыню, где они принуждены ждать зимнего пути! — Он неловко взмахнул рукой в сторону толпы, заискивая у нее.
— Ох! — сказали в задних рядах.
— Зачем ждать? — весело сказал буйноголосый. — В Жигалове он нас догонит.
— Но «Верхоленец» не тянет.
— Так мы его потянем! — сказала Лидия и вскочила. — Я во главе лямщиков. Кто размотает канат?..
Она слышала себя, громкий свой голос и вызов — и не верила своим ушам.
— Вот это девка!
Лидия взяла конец каната на плечо. Несколько парней бросились к бунту и покатили канат по затоптанному снегу. Сотни рук схватили размотанный канат и подняли. Теперь назовут его бечевой, как принято у бурлаков.
Буксир загудел. На барже привязали буксирный канат-бечеву. Течение оторвало баржу от берега, бечева натянулась и отвердела струной. Внезапная сила шатнула людскую длинную цепь, все начали оступаться на скользких под снегом камнях. Буксир угрожающе-жалобно запищал.
— А ну, взяли-и! — загудел буйноголосый, перехватив бечеву на плечо следом за Лидией. Он желал перенять на себя ее долю тягости, оставить на ее плече только вес одного метра плетеной пеньки.
Но это зависело и от нее тоже! Лидия продолжала больно сминать плечо канатом. Крепкие ноги уже устали. Она не могла оглянуться, но она знала, что тяжесть баржи почти полностью переняли четыреста плеч, а она тянет самый неподатливый, невесомый груз отсталого, косного сознания, четырехсоткратно одушевленный только единоличной своей нуждой. Четыреста недовольных человеческих душ навалились на ее плечо.
— Лидия Максимовна, ты у нас шишка!
В цепи нашелся знающий бурлацкую терминологию.
— А вы чувствуете, как я тяну вас?
— Чувствуем!
— Тяни-и! — кричал ей мегафон с буксира. — Тяни-и, а не то я тебе… вытяну-у-у! — и ругался.
«Верхоленец» пыхтел и не щадил котла, видимо считал себя все равно потерянным. Из высокой трубы клокотал дым.
— Давай, давай! — покрикивал буйноголосый. — Какая натуга, такая заслуга!
Движение ободрило людей. Работу они любили подстегивать веселым словом, и они уже не унывали.
— А что, Лидия Максимовна, испугали мы вас? — интересовался за ее спиной буйноголосый.
— Я думала, сейчас вот убьют, — откликнулась Лидия, не отказываясь, и ее слова покатились по цепи, доставляя всем необыкновенное удовольствие.
Смех укатился к хвосту и оттуда снова догнал Лидию.
— Слышишь, Лидия Максимовна, что говорят, — сообщил голосистый дядя: — «Дома бурлаки — бараны, а на плесу — буяны».
И опять смех пробежал с его словами назад и вернулся с другими. Кто-то прокричал высоким голосом:
— Сказано собаке: не тронь бурлака! Он сам собака.
— А ну, поехали, не бойся! — крикнул буйноголосый.
— Да вить конь езды не боится, а корм боится, — ответили ему.
Бурлаков не то буянов было слишком много в этой цепи, и характер у них был неартельный. Они делали вид, за смехом, что отирают пот со лба, и тайно ослабляли усилие, сберегая свой корм, охотно сваливали тяготу на других. И вот уже вся цепь топталась на месте, а в следующую секунду попятилась. Буксир сердито запищал, но далеко не все поняли, какая им грозила опасность: потерять и баржу и буксир.
Зырянов побежал вдоль бечевы вперед, грозя глазами и ругаясь. Геологи отирали настоящий, бесхитростный — интеллигентский — пот со лба и с любопытством взглядывали исподлобья. Другой Зырянов, незнакомый, жестокий начальник жестокого, нечеловеческого транспорта, помыкал ими.
Он вырвал канат у Лидии с криком:
— Голосина, за мной! — и замотал конец вокруг лиственницы.
Люди сразу сели где попало, радуясь отдыху. Баржа и буксир медленно склонились к берегу. Лиственница дрогнула, Зырянов закричал:
— Все прочь от бечевы!
— Все прочь от каната! — удесятеренным эхом грянул Голосина.
Лиственницу вырвало с корнем и потащило. Свисток «Верхоленца» опять заволновался. Зырянов бежал за деревом, на бегу обрубая канат, затем кинулся к лесу и охватил канатом несколько деревьев сразу. Буйноголосый подхватывал каждое его действие.
Баржу прибило к берегу. Буйноголосый привязал ее другим коротким канатом, постоянно служившим для этой цели, а бечеву освободил и бросил на снег. Вдвоем с Зыряновым тут же присели у деревьев.