Шрифт:
— Я помню вашу товарищескую услугу, — сказал Зырянов, — я спешил тогда, вы уступили мне место в лодке. Разве я не понимаю, что вы могли не уступить?
— Конечно, я мог, — сказал Сережа.
— Теперь я предлагаю вам целую баржу. Буксиры получили приказ тащить нас до Жигалова.
— Это замечательно! Я и не знала, — воскликнула Таня — А Лидия знает?
— Еще не знает.
— Как это нехорошо с вашей стороны! Я побегу скажу ей.
— От кого приказ? — недоверчиво спросил Сережа.
— От Совнаркома Якутии. Вы подготовьте всех, товарищ Луков, но к барже не подходить, пока я не скажу.
Люди лежали на своих узлах и взглядывали на экспедиторских без любопытства.
— Граждане! — крикнул Василий. — Кто голова семьи, подойдите. Имею важную новость.
Все триста или четыреста голов окружили его, ибо каждый был главой семьи, состоявшей из него самого, и никто не желал узнать новость с опозданием, да из вторых, корыстных рук.
— Ну, говори! — уже кричали нетерпеливо и грубо.
Василий не спешил. Не они должны командовать, по его плану, а он.
Он неторопливо сказал:
— Я вижу вас всех. Как вы одеты. — Он обвел глазами толпу и сказал: — Посмотрите сами.
И вот многие стали осматриваться с усмешкой, а другие закричали:
— Видели! Говори к делу!
— Как вы обуты. — Василий взглянул на ноги ближайших. — Ясно, что вам надо отсюда выбираться… Выбираться — это не выбирать!
— Это — куль дыму, — сказали наиболее самостоятельные, подошедшие последними.
Они стали отделяться от толпы и уходить.
— Выбирать не из чего. Надо, граждане, запрягаться.
— Дай бог, но умеренно, — сказал одинокий голос среди напряженного внимания.
Стали смеяться, и настороженное недружелюбие к оратору смягчилось.
— Тут едет экспедиция. Буксирам приказано отвезти их в Жигалово на барже.
— Мужики! — внезапно и звонко закричала женщина. — Не отдавайте баржу! Не пускайте от себя!..
В толпе возникло движение, бабы готовы были ринуться со своими пожитками на баржу.
— Уплывут, а нам здесь могила!..
— Тихо, бабы! — грянул голос выстрелом.
Рядом с Василием встал бородач, загорелый под цвет окладистой каштановой бородки. Лицо у него было богатырское. Он с небрежностью оглядел толпу и сказал Василию ободряюще:
— Глаголай.
— Пока экспедиция разгрузит баржу, Лена встанет, — сказал Василий.
— Ясное дело, — заговорили обрадованные мужские голоса, — в полчаса разгрузить надо.
— У них на это зубов не хватит, — сказал бородач на весь берег, на всю Лену. — Они без нас — как мы без них.
Буйноголосый принял командование над толпой, разбил ее на пятнадцать бригад под началом у геологов. Сотни грузчиков торопливо выносили слюду с баржи. Бригадиры-геологи наблюдали за бережной выгрузкой и переноской слюды и заботливой укладкой ее в безопасности от весеннего половодья.
Несколько часов спустя люди вселились в темный и холодный трюм, отделявший их от ледяной воды всего доской. Бородач сумел заставить толпу внести на баржу багаж экспедиции и выгородить для геологов лучшее место — на середине.
Глухую тьму в трюме вызвездило мерцающими папиросами-самокрутками, и оттого темнота стала еще слепее.
Ворчание реки наполнило трюм. Баржа пошла.
— Урр-ра Зырр-рянову-у! — закричала Таня, стуча зубами.
И четыреста человек во тьме прокричали глухо, но охотно:
— Ура!
И стучали зубами.
Водолей встал на работу.
К ночи буксиры прибили баржу к берегу. Все население поспешно выбралось из плавучего погреба. Несколько сот человек кинулись в крутизну горного берега наперегонки собирать древесную падаль.
Почти немедленно стали загораться костры, но лишь в немногих местах слышен был топор. Владельцы этого инструмента неожиданно приобрели очень важное значение и уже не развязывали свои мешочки с провизией, снисходили к чужому угощению, а сами растягивали огненную линию подлиннее, чтобы привлечь ночлежников побольше. Костер был частной собственностью, и тот, кто не имел топора, должен был купить себе место у чужого костра, чтобы попить кипятку: немного тепла и продление жизни.
Под утро берег посветлел раньше неба. Люди с ругательствами или стонами вытряхивались из пухлого снега и, с трудом разогнувшись, шли на баржу. Снег продолжал падать.