Густо обросшие горы летели мимо, на тесных берегах лежала масса гальки и обломков, соблазнительных для осмотра. Но приходилось спешить. При таком быстром течении можно было выскочить на Лену к вечеру… Зато на Лене, при ее неторопливости, предстояло влачиться до Якутска дней четырнадцать, если не больше. Василий боялся опоздать к последнему пароходу.

В небольшом распадке гор приютился крохотный поселок. Должно быть, все его население оказалось на берегу, привлеченное редкой возможностью увидеть заезжих людей в своей лесной пустыне. Василий смотрел на них тоже с интересом. Не так-то много людей он видел за эти недели в Якутии, где все население составило бы только одну из колонн первомайской демонстрации в Москве.

С берега он услышал возглас:

— Василий Игнатьевич!

Василий прислушался, не веря ушам. Знакомый?.. Но снова кто-то кричал и размахивал руками. Поселок уже отдалялся со своим навсегда неразгаданным знакомым. Однако тот человек судил иначе.

Человек прыгнул в лодочку и погнался за плотом.

Василий увидел торжествующее медно-красное лицо с орлиным носом меж втянутых щек и глубоко сидящих ликующих глаз.

— Женя? — не очень уверенно спросил Василий.

— Я! — крикнул Женя. — Правьте к берегу, Василий Игнатьевич!

— Нельзя, плоты не ходят против течения!

— Василигнатич! — свирепо и жалобно закричал Женя и засверкал глазами в лучшей манере грозных предков. — Правьте к берегу!

Василий улыбнулся. Женя восторженно крикнул:

— Утоплю ваш плот!

Василий скомандовал проводнику на кормовом весле:

— Корму влево! — и сам нажал носовым веслом вправо.

Плотик пошел к берегу под конвоем Жени.

— Все лето мы прождали вас, а вы — мимо!

Они привязали плот и лодку и пошли пешком в поселок.

Все население приветствовало Василия, как дорогого гостя. Каждый мужчина сказал ему благожелательное слово, а некоторые спросили, нашел ли он керосин. Женя создал ему славу здесь, и Василий не пожалел, что задержался. Он оставил бутылочку с бензолом Жене и напомнил, как делать вытяжку битума из толченого доломита.

— Мой отец — лучший охотник на Полной, — гордо сказал Женя, и все присутствовавшие на беседе, то есть все население поселка, подтвердили это, каждый сказал и подумал: «Алексей Никифорович Петров выследит нефть… Я ему помогу…»

— Я ведь знал, что ты родом с Полной, — сказал Василий.

— Я говорил, Василий Игнатьевич!

— Но как ты узнал, что я буду на Полной?

— Вы же объяснили нам, что кембрий легче обследовать в Якутии. Потом Сеня прислал письмо. Велел подстеречь вас, если он сам запоздает. Но он не приехал. Сеня и Ваня учились на курсах в Иркутске, — сказал Женя с гордостью и с некоторой завистью, — они стали трактористами.

— Передай им привет от меня.

— Не знаю, где оба, — печально сказал Женя.

На рассвете Зырянов поплыл дальше. Горы стали выше. И вдруг все кончилось: бег плота меж крутых гор, и самые горы, и стремление воды. Василий увидел гладкую воду, и солнечный песок на плоских, улегшихся берегах, и крутой простор яркого неба в вышине.

Полная излилась в довольно просторное озеро. Справа, из-за острого угла, открылся широкий, очень спокойный плес, вода совсем не двигалась. Василий угадал все сразу: это не было озеро; это широкая протока Лены поглотила сильную Полную.

Плотик сразу завяз в тишине. А за огромным островом ветер должен мореподобно играть волнами безмятежной Лены…

Василий начал работать гребком влево изо всей силы, чтобы втянуться в протоку. Здесь он велел проводнику сойти на берег и тянуть плотик бечевой.

Протока тянулась на шесть километров, вдоль песчаного острова. Василий отдыхал, сидя на плоту, а проводник устал и поглядывал осуждающе на него. Но Василий не шел припрягаться. Он приберегал свои силы для другой работы. Еще ее не было, но она была необходима.

Сразу за этим островом показался другой, еще больший, весь покрытый лугом, а на хребте материкового берега Василий увидел то, что ему надо было: сосны. От нетерпения он даже помог проводнику тянуть.

От воды до подошвы хребта было метров тридцать. Деревья, сброшенные сверху, пришлось бы волочить по песку, что еще потяжелее, чем тянуть плот.

Они протащили плотик пять километров под вторым островом. Крутой обрыв коренного берега подступил к самой воде. Василий закрепил плотик и немедля полез по скалистой крутизне, утоляя усталость мыслью о том, что зато легко будет деревьям по такой дорожке сверху срываться прямо в воду. На вершине он сел отдышаться.