— Что это — Дарагар, Исгясы?

— Остров, — сказал продавец гнилой лодки и протянул руку, указывая пальцем по очереди на два конца длинного острова, загородившего прямой выход реке Иннях в Лену.

Верхняя половина острова по течению Лены называется Исгясы, а нижняя — Дарагар… По всей вероятности, раньше это были два острова и сама Иннях намыла оба, а потом забросала песком свое устье между ними и удовольствовалась протокой.

Житель Усть-Иннях ничего этого вовсе не объяснил, а просто указал пальцем на остров, повел рукой и произнес два слова:

— Исгясы, Дарагар…

Посмотрел на москвичей и подумал насмешливо: «Знают обо всем, чего нельзя увидеть глазами, а что на глазах — ничего не знают!..»

— Разделите снаряжение, Александр Дмитриевич, — попросил Зырянов.

— А что там имеется?

— Мешок белой муки. Женщины хотят разделить.

— Белую муку всю на мой маршрут, — просто распорядился Порожин.

Он без стеснения показал, какие ящики — с лучшими консервами и другими лучшими продуктами — снести в его лодки, и перестал интересоваться распределением.

— Где же наши рабочие? — спросил Порожин, обращаясь в безымянное, подчиненное ему пространство.

Зырянов не ответил. Он поднял мешок ржаной муки, доставшийся на его долю, и понес к своей дырявой лодке.

— Давайте ужинать, — предложил Небель.

— Последний раз вместе, — сказал Сережа.

— Не все вместе, — поправила Цветаева, — Зырянова нет.

— Он не наш, — сказал Небель.

Таня и все запротестовали.

Сережа развел костер. Монотонный звон комаров в воздухе как будто даже усилился.

Небель стал развлекать девушек:

— Да, Сережа может оказаться мрачным пророком! Вы слышите? Ужасное рычание! Крылатые тигры в неисчислимом количестве подстерегают нас со всех сторон!.. Говорят, в старину богатый якут велел связать одной веревкой свою жену в объятьях ее любовника и выбросить голых подальше от дымокуров. Очень скоро они умерли, и богач велел проколоть их копьями при многих свидетелях. Это было как бы судебно-медицинское вскрытие: все увидели, что в них не осталось ни капли крови, и могли свидетельствовать, что они не были убиты, а умерли оттого, что комары выпили из них всю кровь.

— Боже мой! — воскликнула коллекторша.

Лидия попросила Сережу найти Зырянова и звать к ужину. Сережа ушел и вскоре вернулся.

— Товарищи, лодка Зырянова исчезла с ним вместе!

— Просто он уплыл, — сказала Лидия с непонятным торжеством. — Ведь его участок дальше всех.

— Он отчалил раньше всех, а причалит ближе всех, — сострил Небель.

Все почувствовали себя словно виноватыми перед Зыряновым. Никто не улыбнулся. Практикантка Надя, которую все называли маленькой Надеждой, невежливо сказала:

— Вы намекаете на то, что он выбрал все лучшие лодки для нас и за это получил самую худшую? Конечно, это заслуживает насмешки.

Якут-проводник вычерпывал воду из лодки. Василий свалил драгоценный мешок на ящик с консервами и другими продуктами и спрыгнул. Отяжелевшая лодка приняла воду во все щели. Но мука была на ящике в безопасности. Зырянов поправил мешок. Это был не просто хлеб насущный, который нельзя было бы в случае потери ничем возместить или заменить в лесной и водяной пустыне Лены и тайги. В мешке ржаной муки заключалась независимость мысли искателя, следовательно — и открытие кембрийской нефти: возможность плыть по своей воле на правые притоки!

Зырянов с нежностью поглядывал на серый мешок, и если подумывал об опасности потонуть, то именно для муки, а не для себя.

Течение Иннях подхватило лодку. Василий не удовольствовался этим и налег на весла. Ни одной минуты он не хотел терять и не мог: сумеречило. И ни одной лишней минуты он не должен был оставаться поблизости от людей, которые так грубо показывали ему свое неуважение.

Он вышел из устья Иннях и повернул влево, в потоке, продолжающем рукав Лены между материком и длинным островом Дарагар. Проводник отнюдь не все силы вкладывал в весла, но Василий работал не жалея себя, и не почему-либо, а просто потому, что не привык жалеть себя на работе.

Его руки на веслах загорелись вдруг. Он знал отчего. Он услышал тонкий, напряженный звон, но это не кровь звенела в ушах, а комариные крылья в безветрии под берегом. В протоке перестал чувствоваться запах кизячных дымокуров из деревни.

Пальцы облились огнем, всю кисть опалило, жгучая кислота проникла за рукава, потекла вверх по локтям. Тончайшие отравленные иглы проникали сквозь рукава суконной рубахи, быстро накалывали кожу до плеч. Он не стал тратить время на надевание второй рубахи, потому что якутские комары прокусят и две суконные рубахи и рукавицы. Руки опухнут наутро все равно.